Пленницы судьбы

А потом настал день Бородина — 26 августа 1812 года. Так случилось, что Александр и его старший брат генерал-лейтенант Николай Тучков I оказались со своими частями недалеко друг от друга — на левом фланге русской армии, у Семеновских флешей, где было особенно жарко. На исходе дня, почти одновременно, оба брата были смертельно ранены: Николай Алексеевич, который в критический момент возглавил контратаку своего 3-го пехотного корпуса, и Александр, который также пал со знаменем в руках впереди своего Ревельского полка. Николая вынесли с поля битвы тяжело раненного пулей в грудь, и он скончался уже после сражения. Судьба же Александра оказалась страшнее: французская бомба — начиненный порохом чугунный шар — попала в носилки, на которых солдаты выносили раненого командира, и от его тела ничего не осталось — оно исчезло, растворилось в этом аду...

Маргарита узнала о несчастье в самом начале сентября. Тогда во многих дворянских и крестьянских семьях выли вдовы — потери русской армии на Бородинском были ужасающи, невиданны по тогдашним масштабам. Свекровь Маргариты, мать генералов Тучковых, получив весть о судьбе трех своих сыновей, разом и навсегда ослепла. Маргарита, бежавшая вместе со всеми из Москвы, держалась два месяца, но когда получила письмо начальника Александра, генерала Петра Коновницына, вдруг решилась на необычайный поступок: быстро собралась и отправилась... на поле битвы. Дело в том, что Коновницын к своему письму приложил карту, указав крестиком точное место гибели Тучкова IV. И в голове Маргариты засела мысль, что она, может быть, найдет, узнает останки мужа и сумеет по-христиански предать их земле.

Ныне невозможно даже представить себе то, что увидела эта женщина на поле брани. Русская армия отступила ночью, не захоронив погибших и только взяв раненых (двадцать тысяч из них, по приказу Кутузова, оставили в Москве, и они почти все погибли в страшном московском пожаре), а французы наутро тотчас двинулись следом за русскими к своей вожделенной цели — к Москве. Словом, в начале ноября, когда Маргарита приехала на место сечи, поле было усеяно примерно пятьюдесятью тысячами гниющих трупов, исклеванных птицами, объеденных волками, ограбленных мародерами, застывших в самых разнообразных позах среди десятков тысяч трупов лошадей. Два дня подряд вместе с монахом соседнего Лужицкого монастыря Маргарита искала останки мужа, но ничего не нашла: только напичканное свинцом и чугуном жуткое месиво из земли, останков человеческих тел и оружия. Ей пришлось вернуться домой. С трудом она выдержала это страшное испытание, а потом вдруг решила: раз похоронить Александра по-христиански невозможно, то нужно прямо на том месте, где растворилось в земле его тело, построить церковь-усыпальницу и надгробье. Она продала свои бриллианты, получила еще десять тысяч рублей от узнавшего о ее намерении императора Александра I, местные помещики отдали землю под церковь бесплатно. Вскоре Маргарита принялась за строительство. Зная, как в России могут воровать, она поселилась с сыном и его француженкой-гувернанткой возле стройки в небольшом, специально построенном для нее домике, ведала стройкой. Она жила там, в этом доме скорби на поле смерти до тех пор, пока к 1820 году Спасская церковь (по имени иконы Спаса Нерукотворного, которую подарил ей на прощание уезжавший в армию муж) не была закончена.

К этому времени сын Николай подрос, мать его обожала, ибо с каждым месяцем в нем все явственнее проступали столь дорогие для Маргариты черты Александра. Тогда вместе с сыном она переехала в Петербург, где мальчика приняли в Пажеский корпус. Казалось, жизнь выравнивается, всесильное время залечивает раны. Но наступил роковой для семьи Маргариты 1826 год. По делу декабристов в Сибирь, на каторгу пошел ее младший брат Михаил Нарышкин, потом, не выдержав испытания судьбы, умерла ее мать, а следом за ней неожиданно скарлатина унесла и пятнадцатилетнего Николая. Вне себя от горя Маргарита привезла тело сына на Бородинское поле, похоронила его в склепе Спасской церкви и вновь поселилась в старой избушке, где провела раньше столько лет. Она сходила с ума, по ночам выбегала в темноту — Маргарите казалось, что сын и муж зовут ее. Порой же ее находили в склепе запертой изнутри, без чувств. Страдания казались ей невыносимы: «День походит на день: утреня, обедня, потом чай, немного чтения, обед, вечерня, незначащее рукоделье, а после короткой молитвы — ночь, вот и вся жизнь. Скучно жить — страшно умереть», — написала она тогда своей подруге.