Плесень

Брюс Стивенс провёл без сна в общей сложности почти двое суток, подстегивая себя время от времени транквилизаторами. Напряжение ослабло только тогда, когда сердце девочки сделало самостоятельно первые слабые толчки и послышался еле слышный вздох. Легкие заработали сами. Подключённая к телу ребёнка чувствительная аппаратура показала, что внутренние органы начинают активизироваться. Все ещё не веря окончательно в произошедшее чудо, доктор свалился на стоявшую тут же под окном в изолированной палате кушетку и уснул, примостившись головой на уютном плюшевом медвежонке.

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Доктор Стивенс не отходил от своей маленькой пациентки ни на шаг. Его приятель, добродушный полноватый доктор Вернер подменил его на очередном дежурстве, так что Брюс имел возможность наблюдать и запоминать все изменения, происходившие с девочкой. Записывать свои наблюдения он не решался, приходилось рассчитывать только на память, во избежание неприятностей в случае, если бы информация попала в чужие руки.

Как выяснилось вскоре после того, как девочка впервые открыла глаза, амнезия была полной. Она была не в состоянии координировать движения. Не могла взять рукой стакан, стоящий рядом на столике. Когда ей протягивали какую-нибудь игрушку, она пыталась схватить её, но промахивалась. На четвёртый день доктор Стивенс начал заново учить девочку ходить.

Несмотря на все трудности начального периода, прогресс был налицо. Уже через неделю координация движений заметно улучшилась, а взгляд стал почти осознанным. Брюсу пришла в голову мысль о том, что интересно было бы проследить, насколько быстро у девочки восстановилась бы речь, если бы у неё была возможность регулярно слышать родной язык. Из полицейского отчёта доктору стало известно, что, хотя в вещах её погибших родителей были обнаружены пять комплектов паспортов разных европейских стран, российское происхождение несчастливого семейства не вызывало сомнений.

— Где бы найти русскоговорящую няню для ухода за ребенком? — подумал он.

* * *

— Афанасьев? Это Моршанский. Ну что там у тебя? Что вытрясли?

— Почти ничего. Турецкая полиция разобрала то, что осталось от автомобиля по винтику. Руководил транспортировкой и обыском наш человек, Сулейман, вы его знаете. В дипломате только восемнадцать тысяч долларов, ну и брюлики жены тысяч на пятьдесят потянут. И это всё.

— Как же так, Владимир Петрович? Вели, вели человека, говорили — под колпаком у вас, каждый шаг под контролем. Куда же деньги уплыли?

— Ума не приложу, Виктор Степаныч. Ни одной трансакции с банковских счетов с самого начала слежки. Ни одного доллара за границу переведено не было.

— Так может, поторопились мочкануть-то?

— Так ведь, с одной стороны, нельзя было больше тянуть. Уйти мог. А с другой, судя по прослушке, он был уверен, что оторвался. Значит, активы при нём должны были быть. Самое время было по всем расчётам.

— Выходит, кинул вас покойничек-то, Владимир Петрович, а? Ну, что же, с понижением вас, как говорится. А вот оставят вас в органах или нет — не я решать буду. Меня, как вы понимаете, тоже сверху по головке не погладят. У меня к вам в личном плане, вы знаете, претензий нет. Преданность свою органам вы за восемнадцать лет службы доказали. Но такой провал никто без последствий не оставит, это вы знаете.

* * *

— Слушай, Мустафа. У тебя на примете нет маленькой девочки-сироты? У меня клиент, очень богатый, из Саудовской Аравии, девочку хочет себе в гарем. Хорошо заплатит. Только хорошо бы, чтобы родственников не было, чтобы никто в полицию не заявлял, понимаешь? Тебе при этом ничего делать не надо, ты только скажи — где. Наши люди придут и заберут. Никто и не узнает, что это ты навёл.

— А моя доля — сколько?

— Восемьсот зелёных.

— Слушай, этот твой клиент как только девочку увидит вам всем премию отвалит. Где еще такую возьмёте? Беленькая, маленькая, сладкая как мушмала. И не говорит совсем. Добавь, а?

— Ну, вот, если всё окажется так, как говоришь, тогда и добавлю.

— Что же я тебе, неправду говорить буду? Честное слово даю.

— Ну, вот, и я тебе честное слово даю: если всё так как ты сказал — ещё четыреста сверху. Где товар забирать?

— В госпитале. Пятый этаж, комната 519. Она отдельная, там никого, кроме девочки не будет. Пусть приходят после одиннадцати вечера к служебному входу, я им халаты санитаров вынесу.

— А девчонка кричать не будет?

— Нет, что ты. Спокойная совсем. Да, вроде, и не понимает ничего, память у неё начисто отшибло.

— Так она что, больная? Может у неё там, между ног, что-нибудь не так? Ведь если у неё там уродство какое-нибудь, скандал будет, клиентов растеряем.

— Аллах с тобой! Всё у неё там в порядке. Нежненькая, как абрикос. Сам её к операции готовил, всё рассмотрел.

— Ну, смотри. За качество ты отвечаешь. Значит, сегодня, в одиннадцать, жди у служебного входа. Наших двое придут. Они тебе и деньги отдадут. Если всё как ты говоришь, завтра премию получишь, как я тебе обещал.

* * *