Потом закон инерции перестал использовать меня в качестве иллюстрации собственного существования, и я затих, лежа в неизвестной, крайне болотистой, вредной для здоровья местности.
Тут-то я и потерял веру в жилет.
Выйдя из поезда на ходу, с подранной штаниной, с пустотой души и ломотой в членах, я хотел узнать хотя бы, который сейчас час. Полез за часами в карман, а там, ясно, и лежит тот самый картонный билетик, из-за которого загорелся весь сыр-бор. В кармане жилета, жилета, подло, неожиданно и мерзко предавшего меня.
А надо сказать, что раньше я очень верил в жилет. Искал в нем остатки человеческого разума, отзвуки гуманистических идей, сам вид жилета успокаивал меня.
А теперь – все. Лежа в неизвестной мне болотистой, крайне вредной для здоровья местности в жутком состоянии, отдыхая после совершенно несвойственных мне активных действий, я, разумеется, после небольшого размышления, пришел к полнейшему отрицанию жилета.
Подлый предатель! Мой бывший милый, а ныне отрицательный жилет! Какой там длинный ряд пуговок, отсутствие рукавов, шелковая спинка.
Что теперь все это для меня значит, если я окончательно потерял веру в жилет и пришел к полнейшему его отрицанию, когда исчез мой милый островок спокойствия? Грустно мне. Пойду, пойду, скорее пойду по белу свету, посоветуюсь с трудящимися. Может, хоть они подскажут, во что мне теперь начать верить.
Р.S.
Этот рассказ обнаруживает неплохое для советских времен знание молодым писателем модных достижений мировой литературы, доступной ему в переводах. И доказывает, что и тогда, если кто-то что-то хотел узнать из упомянутой культуры, то слабую возможность для этого имел, даже если не слушал с утра до ночи Би-би-си и «Голос Америки». Причем география здесь не имела ровным счетом никакого значения. Были и в столице неучи, были и в Сибири интеллектуалы.«Трансатлантический экспресс»
– не могу удержаться, чтобы не упомянуть, что лет десять назад мне бог дал свидеться с великим Аленом Роб-Грийе. На берегу Черного моря в городе Констанца, куда террористы когда-то угнали броненосец «Потемкин», и в Бухаресте, где восставший народ некогда укокошил диктатора Чаушеску. Г-ну А. Роб-Грийе было уже за восемьдесят, но он вовсю хлестал красное вино, и лицо его, где как в капле воды отражалась вся его бурная жизнь, было подвижным и лукавым. Как ни странно, но он даже запомнил мою фамилию, хотя произносил ее с ударением на первый слог. По́пов. Ну да что взять с француза! А кто мне не верит, у меня есть фотография, и был свидетель, поэт Геннадий Айги. Я Роб-Грийе с тех пор уважаю еще больше.«Золотые плоды» Натали Саррот
– все эти «золотые плоды» – скудный урожай советской «образованщины», к которой и я скорее всего отношусь.Чудеса в пиджаке
Представьте себе на минуту, что вы не тот высокоорганизованный человек, каким вы, несомненно, являетесь в обыденной жизни, а молодой алкоголик, т. Оскин, Аркадий.
Вот вы ночью напиваетесь до чертиков и ведете себя соответственно. Кричите, поете и пляшете, хохоча. А также в процессе пляски пытаетесь выворачивать свои пустые карманы. Карманы выворачиваются, и пьяные окружающие констатируют их абсолютную пустоту.
И вдруг утром ваш старый пиджак, сиротливо висящий на спинке стула, приносит вам неожиданные сюрпризы.
Так вот. Этот самый т. Оскин, проснувшись однажды утром, обнаружил в своем собственном пиджаке десять настоящих рублей.
Событие это очень удивило беспечного Аркадия, потому что денег у него в последнее время и никогда не водилось. Очень-очень это, с позволения сказать, происшествие удивило Аркашу.
– Чудеса, – сказал он, тупо глядя на деньги, – чудеса в моем дырявом пиджаке.
Сказав «чудеса» и повторив «чудеса» т. Оскин встал с постели, чтобы поймать муху, нецелеустремленно ползущую по оконному стеклу. Бросил Аркадий муху навзничь на пол, раздавил он ее крепким каблуком, надел пиджак да и отправился с похмелья на работу, чтобы честно трудиться и заработать денег на жизнь.
Только на работу он не попал, так как человек был необыкновенно слабый. Встретил Фетисова. Показал ему десятку. Тот тоже удивился. Поговорили друзья-приятели о том и о сем, завернули куда надо и так далее. В общем, возвратился т. Оскин домой поздно ночью с пением украинской народной песни «Посияла огирочки близко над водою». Попел немного и одетый бухнулся на постель.
Проснувшись утром следующего дня, он немало изумился нелепости своей жизни.
– Что же это я делаю, подлец! – сказал Аркадий, стоя перед зеркалом и не узнавая себя. – Это же кончится тем, что я окончательно потону на дно, и меня выгонят с работы.
– И правильно сделают, – сказал Голос.
– Ничего себе правильно, – возразил Аркадий. – Ведь я же человек. Человек. Ты меня понимаешь?
И еще что-то продолжал бормотать, ощупывая себя и свою неснятую одежду.