Пляски на сковороде

Но президент все продолжал шуточки того же поши­ба. Вздумал, например, превознести Ельцина: «Это чело­век мужественный, он не боялся брать на себя ответствен­ность». Так можно сказать лишь о том руководителе, кото­рый сделал дело, а потом отчитался, ответил за него перед парламентом и народом. Но этот обкомовский выкормыш за все долгие годы своего шкурного и пьяного правления ни единого раза ни за одну свою подлость не отчитался ни перед кем, кроме американского президента. А после того, как до его импичмента не хватило всего 24 голосов, он, наложив в главнокомандующие штаны, и с трона сбе­жал, как шкурник и трус. Ведь что такое импичмент, кото­рому не хватило лишь 24 голосов? Это Бирнамский лес, двинувшийся на Горки~9. Это 79-й стрелковый корпус 3-й Ударной армии, поднявшийся утром 30 апреля на штурм рейхстага. Вот тогда и Гитлер, ни перед кем не отчитав­шись, улизнул от ответственности, правда, немножко бо­лее кардинально. А ведь тоже не боялся брать на себя от­ветственность, не сваливал на Геббельса вину за развязы­вание Второй мировой. Но Гитлер все-таки был честнее Ельцина. Перед самоубийством он не сказал адмиралу Де- ницу, назначенному им президентом и главнокомандую­щим: «Берегите Германию, как я ее берег!» А ведь этот мо­гильщик сказал подобное Путину!.. И представьте себе, он до сих пор уверен, как заявил в недавнем интервью «Ком­сомольской правде», что не удрал с поста, тряся отяжелев­шими штанами, а, проявив «большое политическое искус­ство, ушел изящно и вовремя».

Собеседники президента молчали, видимо, вконец па­рализованные обилием экстремальных шуточек. Или раз­мышляли: «А хохмы ли это?» Путин же все метал и метал бисер перед парнокопытным благодетелем: «У него очень большой опыт международных связей». Да, у него неви­данный в нашей истории международный опыт, но это опыт не связей, а лакейства, ползания на брюхе перед та­кими сильными, как США или Германия, и хамства по отно­шению к верным друзьям, как Северная Корея или Куба.

Помянутое интервью Ельцина «Комсомолке» появи­лось одновременно с путинским интервью трем журна­листам. В нем немало любопытного, о чем стоит сказать. Так, пенсионер говорит, что «соответствующие кремлев­ские службы по-прежнему исправно присылают информа­ционные сводки и отчеты», с чтения которых он начина­ет каждый свой день. Уверяет также, что раза три-четыре в неделю к нему в Горки-9 являются на плановые (!) встре­чи министры, чаще других — силовики: военный, внутрен­них дел, директор ФСБ... Если это не старческий бред ма­нии величия и не те же хохмы, то хочется спросить: ушел ли Ельцин в отставку?

Но не только министры, говорит, являются сюда: «Не­давно имел честь принимать у себя Галину Борисовну Вол­чек и Эрнста Иосифовича Неизвестного... Имел момен­ты личного общения». Ну, в этом никаких сомнений. Для лиц известного круга нет ничего слаще моментов личного общения с питомцами муз известного-неизвестного кру­га. Когда Ельцин говорит, что «у нас с Путиным нет прин­ципиальных разногласий», то это надо понимать, что нет разногласий и в данном вопросе. Скорее всего, очеред­ные моменты личного общения тот и другой получат от Майи Плисецкой, Марка Захарова и Иосифа Кобзона. Ведь о писателях Бондареве или Распутине, об артистах Игоре Горбачеве или Людмиле Зайцевой, о театрах МХАТ имени Горького или «Содружество» на Таганке они просто не зна­ют и не слышали... Но вообще-то, надо заметить, что инте­рес к искусству у отставника сильно изменился и расши­рился. Давно ли мы видели, как он самозабвенно наяри­вал на деревянных ложках «Кирпичики», и казалось, что это — предел его музыкальных возможностей и мечтаний, а теперь заявляет: «Я очень увлекся музыкой. Мои люби­мые композиторы Вивальди и Моцарт». Ах! Ах!..

Но главное, чем так и шибает в нос все интервью, это все та же тошнотворная самовлюбленность, все та же не­избывная злобность уникальной божьей твари. С одной стороны, прихорашиваясь, фарисействует: «Выше жизни, выше людей я быть не могу и не хочу... Учусь смотреть во­круг, анализировать...» Но тут же — обвинение общества в близорукости, в незрелости, проявившихся, мол, в том, что не поддержали его мудрое намерение ликвидировать Мавзолей. С одной стороны, фарисействует: «Ни с кем я счеты сводить не собираюсь». Но тут же— го >ко сожа­леет, что не ликвидировал не только Мавзолей, но и Ком­партию, да еще и подначивает на это преемника: «Зря от­кладывал. Сделать это все равно придется. Напрасно я пе­реложил ответственность на будущего президента». Тут совсем о другом хочется сказать нынешнему президенту: «Зря откладывал. Сделать это все равно придется, и чем раньше, тем лучше», — о предании суду всей ельцинской банды.