Пляски на сковороде

В том выступлении по телевидению, обосновывая, за­щищая новый гимн, президент счел полезным высмеять при этом наш первый советский государственный гимн «Интернационал». Ныне много развелось охотников по­глумиться над гимном борьбы трудящихся — от старого циркача Дюрсо из леоновской «Пирамиды» до известной теледамы Сорокиной. Циркач потешался: «Если провести мероприятие, как намечено, до основания, то что останет­ся затем?» А теледама визжит в лицо неизвестно как по­павшему на ее передачу «Глас народа» честному челове­ку: «Знаем мы вас! Весь мир до основанья, да?» Как видим, имеются в виду с детства всем известные великие строки:

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья. А затем —

Мы наш, мы новый мир построим:

Кто был ничем, тот станет всем.

Но президент, идя той же стезей, превзошел здесь всех, он сказал: «Помните, как бодро и громко мы пели в свое время, что все разломаем до основанья, а затем мы свой, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем». Во-первых, гимны, сударь, везде и всегда поются бодро и громко. У советского народа имелись особенно веские основания петь свой гимн именно так. Во-вторых, зачем же вместо грозного слова «разрушим» (СаПНадтет е$зе с1е1епдат — Карфаген должен быть разрушен) вы су­нули житейско-бытовое словцо «разломаем»? В-треть- их, да, в построенном нами новом мире кто был ничем, тот стал всем. Это, впрочем, вовсе не означало, что те, кто представлял собой нечто, стали ничем. Где же тут повод для глумления? Кто в последнее царствование были в Рос­сии «всем», те, по точному слову Нины Берберовой (меж­ду прочим, дочери действительного статского советника), «двадцать лет вели страну от позора к позору». И за все это расплата — Октябрь... И вот, кто был ничем, тот стал всем: сын сапожника, изгнанный семинарист, арестант стал ру­ководителем великой страны, мировым лидером, почи­таемым всеми державами; сын деревенского скорняка, ун­тер-офицер стал маршалом Советского Союза, самым вы­дающимся полководцем армии-победительницы и всей Второй мировой войны; сын рядового колхозника первым в мире совершил космический полет; дети неграмотных рабочих и крестьян стали известными всей стране уче­ными, писателями, артистами... И ведь такой стала судьба миллионов! Чем же вам это не нравится, президент? Вам бы гордиться вчерашним днем России, заботиться о про­славлении его, а вы вместо этого глумитесь над ним вме­сте с циркачами из литературы и с телевидения.

Президент еще и присовокупил с усмешкой: «Чем это закончилось, хорошо известно». Что — это? Если история Советского Союза, то она закончилась тем, что ваши учите­ля Горбачев, Яковлев и Собчак предали свою партию, Со­ветскую власть и Родину, отдали ее на разграбление своим и заморским березовским. А ваш благодетель Ельцин по­шел в прямое услужение американцам, по требованию ко­торых и по своему слабоумию доведя страну до всеобъем­лющего краха. И первый советский гимн «Интернационал» здесь ни при чем. А если вы имели в виду его судьбу, то должен напомнить, что, перестав быть нашим государст­венным гимном, «Интернационал» не умер. В 1959 году, ко­гда вы, президент, пошли в первый класс, советская меж­планетная станция «Луна-2» первой в мире достигла по­верхности Луны. А весной 1966 года, когда вы ходили в седьмой класс, Советский Союз, конкретно говоря, имен­но те, кто был ничем, а стал всем, первыми в мире осуще­ствили мягкую посадку на поверхности Луны автомати­ческой станции «Луна-9». Потом уж, с 1971 года, за нами потянулись американцы со своими «Роверами». С первы­ми нашими аппаратами на Луну был доставлен советский герб. У вас и от этого с души воротит? Или ваши родители были не пролетариями?.. На упомянутой станции «Луна-9» было установлено музыкальное устройство. И в назначен­ный час станция послала по радио на Землю и в космос на­чальные такты мелодии «Интернационала»: «Вставай, про­клятьем заклейме-е-енный, весь ми-и-ир голодных и рабо- о-ов...» Вся страна слушала гимн стоя, весь мир прильнул к приемникам. Поэт Евгений Долматовский в книге «50 тво­их песен», подаренной мне весной 1968 года в Коктебеле, писал об этом: «Песнь пролетариев Земли стала первой песней Вселенной». А вы — «разломаем...»

Поразмыслили бы о том, сколь различна судьба наше­го герба и вашего. Какой эпохальный символ: наш серп и молот— на Луне, а ельцинский двуглавый орел — уже на дне Баренцева моря, на обшивке погибшего «Курска», куда его поспешили прилепить неутомимые угодники.