Пляски на сковороде

А у Познера есть и еще укор нам, русским: «Если аме­риканцу сделать какое-нибудь (?!) предложение, первое, что он будет делать — думать, как это осуществить». Вра­нье. Клевещет и на американцев. Первое, что «будет де­лать» разумный американец, — подумает: дельно ли, вы­годно ли, законно ли и лишь потом, если нет противо­показаний,— как осуществить это предложение. «А у россиянина первым ответом будет: «Это невозможно!» Ну, какое французское долдонство! Так он говорит о рус­ских, создавших великую страну, сверхдержаву, наступав­шую на пятки его Америке, и если бы не банда предате­лей, сейчас Америка мечтала бы разглядеть вдали русские пятки. Вспомнил хотя бы, если слышал, россиянина Чичи­кова. Он объехал других россиян — Манилова, Плюшкина, Коробочку, Ноздрева... И всем делал невероятное предло­жение: продать ему мертвые души. И что же? Ни один не сказал: «Это невозможно!» Все продали. И только Манилов вначале немного замялся: «А не будет ли сия негоция не­желательна для будущих видов отечества?»

А французский знаток русской души продолжает: «Даже когда русские люди встречаются и спрашивают «Как дела?», в лучшем случае отвечают «Нормально». Ска­зать «Хорошо» или «Отлично» как-то неловко». Мыслитель, было время, когда советский поэт писал:

Я земной шар

чуть не весь обошел,

и жизнь хороша,

и жить хорошо.

А в нашей буче,

боевой, кипучей, —

и того лучше.

Народ повторял за поэтом: «И того лучше!» И не ваш ли батюшка Владимир Соломонович Познер (1905 — ?) так обожал этого поэта, что Корней Чуковский 5 декабря 1920 года записал в дневнике: «Никогда не забуду маленького, черненького Познера, который отшибал свои детские ла­дошки, аплодируя его стихам».

А великий поэт оглашал всю Россию:

Надо мною небо — синий шелк.

Никогда не было так хорошо!

И народ повторял: «Никогда — до советской эпохи!»

А вот взгляд академика на сферу его любимой профес­сиональной деятельности: «По телевидению не нужно да­вать концерты Чайковского. Телевидение — это совсем другое». Какое другое? А вот, говорит, что определяет его суть: «Публика хочет смотреть и криминал, и то, что мож­но назвать подглядыванием в замочную скважину... Люди хотят знать об убийствах, изнасилованиях, наводнениях и катастрофах...» Подглядывание во все времена у всех на­родов считалось подонством. Гамлет от имени всего про­грессивного человечества заколол шпагой царедворца Полония, который пытался за ним подглядывать. А ставить это гнусное занятие в один ряд с наводнением и катаст­рофой может только сверхподонок. Разумеется, многое из того, что названо, телевидение должно показывать, но оно же у нас завалено сплошь кошмарами и мерзостью вплоть до половых актов на экране. И конечно, везде есть и все­гда были люди, охочие до таких зрелищ...

«Настоящее телевидение,— говорит Познер,— это английское и американское Си-би-си...» Это почему же? А потому, что «американское телевидение пропагандиру­ет семейные ценности, там полицейские, пожарные, вра­чи — классные ребята. Эти истины возведены в ранг ба­зовых ценностей общества». Да ведь так было до вашего нашествия и на нашем телевидении, в нашем кино. Класс­ный парень полицейский? Пожалуйста, участковый мили­ционер Федор Иванович Анискин, великолепно сыгран­ный в кино великолепным Михаилом Жаровым. Классный врач? «Платона Кречета» или «Доктора Калюжного» смот­рел? Едва ли! И он рад, что в Америке вот так, а в России ему и его сатрапам удалось устроить все наоборот: «Толь­ко начинаешь показывать позитив, зритель переключает­ся на другой канал». Ну, что такое «позитив» по Познеру, мы знаем. Например, давнее вранье о том, что советский генерал Суслопаров, от нашей стороны присутствовавший 8 мая 1945 года при предварительной церемонии подпи­сания капитуляции в Реймсе, по приказу Сталина расстре­лян. Или вот недавняя беседа с ак. Ж. Алферовым. Там По­знер сказал, что его семья вернулась из Франции в Россию в декабре 1952 года, и если бы через два месяца Сталин не умер, то наверняка вся семейка была бы тотчас посаже­на или расстреляна. Но зачем же они приехали, если точ­но знали, что «другу отца не повезло»: он вернулся в 1936 году и едва успел жениться, как его тотчас упекли аж, гово­рит, на 17 лет. Поди проверь!.. А он, оказывается, был заме­чательный человек, может быть, ровня Ходорковскому.