Пляски с волками

– А может, не стоит тратить время, если можно проще и быстрее? – спросил я, чувствуя знакомый охотничий азарт.

– Ты что имеешь в виду? – цепко глянул на меня Радаев.

– Да появилась шальная мысль… – сказал я. Азарт крепчал. – Если допустить, что этот незадачливый пан Ксаверий не бредил на смертном одре, а имел в виду нечто конкретное… В этой истории есть Хронос! Если я тяну пустышку, все проверить очень легко – поехать на машине за несколько километров, саперного инструмента там достаточно…

– Ну-ка, ну-ка! – с нешуточным оживлением воскликнул Радаев.

…Мы втроем, Радаев, Федя Седых и я, стояли на третьем этаже палаца перед дверью, мастерски сколоченной из потемневших досок, снабженной массивной бронзовой ручкой, за долгие десятилетия почти почерневшей, узкой, но достаточно высокой, чтобы человек вошел в нее, не пригибаясь. Пониже ручки висел здоровенный замок, покрывшийся ржавчиной, из-под которой кое-где проступали глубоко вдавленные буквы – клеймо фабриканта, прочитать можно было лишь окончание фамилии «ЛОВЪ» и «делий» (явно там стояло «металлоизделий»). Дверь, в которую никто не входил восемьдесят с лишним лет – или нет?

Не было нужды торчать истуканами, нетерпение подгоняло. В руке у меня был немецкий саперный ломик, взятый у Фединых орлов – короткий, в полметра, один конец расплющен, загнут и раздвоен, второй выполнен в виде массивного острия, на этом конце глубоко отчеканен фашистский орелик и дата: «1942».

Я прицелился ломиком и быстро сковырнул ту скобу с отверстием для дужки замка, которая была прикреплена к двери. Замок не упал на пол, повис на той скобе, что прибита к широкому косяку. Потянул на себя бронзовую дверную ручку. Следовало ожидать, что придется приложить изрядное усилие из-за заржавевших дверных петель, высоких и толстых железных трубок. Однако дверь поддалась легко и распахнулась без малейшего скрипа – определенно петли совсем недавно были очищены от ржавчины и обильно смазаны…

Открылась довольно большая комнатка и механизм часов выше человеческого роста – огромные массивные шестерни, горизонтальные и вертикальные, зубчатые колеса, валики с глубокими прорезями…

А меж ним и дверью стояли деревянные ящики защитного цвета, сколоченные и выкрашенные по-немецки добротно, прямоугольные, на коротких торцах удобные ручки для переноски. Немцы такие использовали не только для хранения взрывчатки. Вот уж этого я безусловно не ожидал!

Штабель из двадцати ящиков – четыре столбика по пять, а сверху перпендикулярно, аккуратным рядком уложены еще три. Двадцать три, как и говорилось…

Растеряв обычное хладнокровие, Радаев буквально выхватил у меня ломик и в два счета взломал крышку ближайшего ящика. Там лежали тесно уложенные стандартные немецкие канцелярские папки, с грифами и типографскими надписями. Положив ломик на штабель, подполковник выдернул верхнюю папку, развязывать не стал, оборвал завязки большим пальцем. Раскрыл. Обернулся к нам, не в силах сдержать широкой улыбки:

– Это архив разведшколы!

Это было великолепно, просто прекрасно, но он шел сюда не за архивом и никак не ожидал его здесь найти! Пока Радаев прямо-таки завороженно перебирал бумаги в папке, я огляделся. Стена слева была из голого, неоштукатуренного кирпича и выглядела сплошной, а вот стена справа забрана аккуратно приколоченными длинными потемневшими досками, явно отпиленными по высоте комнаты…

Взяв ломик из-под локтя Радаева (он и внимания не обратил, поглощенный чтением очередного документа), я подошел к стене. Присмотрелся, прикинул, не без труда загнал острие между двумя досками, расковырял достаточно большую щель, вогнал туда раздвоенный конец, приналег как следует…

Доска отошла, гвозди выдрались с противным скрежетом. Все было ясно с первого взгляда, но, чтобы добраться, пришлось отодрать еще две доски. Федя без всяких просьб с моей стороны подхватывал доски и ставил в угол – мой азарт передался ему…

Между досками и кирпичной стеной обнаружилось пустое пространство шириной примерно с метр, и там рядком стояли три сплетенных из широких лыковых полос большие корзины, высотой человеку по пояс, с такими же плетеными крышками, сидевшими, насколько можно судить, плотно, словно прилежно закатанные справной хозяйкой крышки консервных банок.

Я не стал думать, как бы половчее их снять, стал острием ломика вскрывать ближайшую крышку, как банку тушенки. Хрупкое от времени лыко поддавалось легко, как бумага. Очень быстро образовалась большая дыра, и там виднелись матерчатые мешочки. Я вытащил один, оказавшийся чертовски тяжелым, вынул из ножен на поясе Феди финку с наборной рукояткой из разноцветного плексигласа и сверху вниз полоснул по боковине мешочка, держа его над коробом. Под острием металлически похрустывало, – оно то и дело натыкалось на твердые препятствия, и я сжал рукоятку покрепче. Перевернул мешочек. Из разреза, звеня, ручейком полились монеты тускло-золотистого цвета. Не было нужды брать их в руки, чтобы определить – золото!

Не все рассказы о кладах – сказки…