Читаем Плюс один полностью

Можно подождать, пока из-за паники я не смогу дышать, а можно подойти и сесть. Если я сделаю второе, Шерил подойдет, заговорит о погоде, принесет мне шоколад и торт, и я смогу посчитать зернышки, съесть торт и отправиться домой. Но если я сяду, мне придется заговорить с ним. И это будет уже второй по счету разговор с совершенно незнакомым человеком. Беспрецедентный случай.

Я иду. 12 шагов до столика.

Выдвигаю стул.

Сажусь.

У него хорошие зубы, прямо как у детей молочные. По крайней мере, те 6, которые я вижу. Кремово-белые с округлыми, а не острыми и не торчащими краями. На нем опять джинсы, а ведь сегодня пятница. Супер. Значит, у него не только нет друзей, но он еще и безработный. Как бы то ни было, джинсы ему идут. На нем черная вафельная рубашка с короткими рукавами и 6 пуговицами спереди. Пуговицы маленькие и блестящие – пластик под перламутр. Светлые волосы растрепаны. Он предложил мне сесть за его столик. Надо вести себя вежливо.

– Вы меня преследуете? – спрашиваю я.

Он как раз отхлебнул кофе и поперхнулся.

– Ммм… нет. А вы?

– Зачем это мне вас преследовать?

– Не знаю… чтобы украсть мои фрукты?

– Всего лишь один банан. С тех пор я многому научилась.

– Я тоже. Правда. Рад вас видеть. – Он берет меню. И снова кладет. Похоже, у него в мозгах протечка.

Сверяюсь со своим детектором сарказма: ничего. Неужели он и вправду рад меня видеть? Поразительно, но я начинаю краснеть. Не деликатно, как героини Джейн Остин – два розовых пятнышка цвета закатного солнца ровно в центре круглых девичьих щечек, а волной океанского прилива, жаркой и алой, которая начинается с пальцев ног, поднимается вверх по бедрам и щекочет губы, наконец со всей силы обрушиваясь на песок, то есть лицо. Яркий, пульсирующий алый.

– Это потому, что вы увидели, как я иду вам навстречу. У меня потрясающая походка. Весь секрет в том, чтобы… – Я наклоняюсь вперед, заговорщически поглядывая из стороны в сторону и приложив руку к лицу, чтобы укрыться от лишних ушей, – ставить одну ногу перед другой. Родители научили меня этому много лет назад, и вот почти каждый день я тренируюсь. Мое любимое занятие – пройтись по кафе.

Он открывает рот, чтобы ответить, но тут из-за моего плеча возникает Шерил:

– Что будешь, милочка?

Ну наконец-то.

– Горячий шоколад, 2 мини-суфле, кусок апельсинового торта.

– Сегодня апельсинового нет, зайка. Не желаешь попробовать кусочек лимонного?

Тьфу.

Тьфу!

Без паники, без паники, без паники.

Нет апельсинового торта – значит, нет зернышек. А без зернышек я не узнаю, сколько кусочков отломить. Как можно съесть что-то, не зная, на сколько кусочков это поделить?

Перевожу взгляд на мальчика с бананом:

– Сколько вам лет?

Тому хватает наглости не показать удивления. Люди обычно удивляются, когда незнакомцы спрашивают, сколько им лет, заказывая еду в кафе.

– Тридцать восемь.

Поворачиваюсь к Шерил:

– Да, я буду лимонный торт.

Та улыбается. Не мне.

– Еще чего-нибудь, Шейми? Что-то ты сегодня припозднился.

Шейми. Я прихожу сюда каждый день в течение последних двух лет и до сих пор для нее всего лишь милочка.

– Проспал. Вчера загулялся допоздна. Еще кофе, Шерил.

Шерил одаривает его своей самой праздничной улыбкой. Мне она так никогда не улыбалась, даже в мой день рождения, когда я ей 10 баксов на чай оставила. Вдруг начинаю ее ненавидеть. Это она виновата, что мне приходится сидеть за чужим столом и есть не то, что обычно. По ее вине меня окружают одни лыбящиеся идиоты. Шерил уходит за апельсиновым тортом. В роли апельсинового сегодня лимонный.

– Припозднился? У вас что, свидание?

Он смеется, хоть моя шутка и несмешная.

– По утрам я обычно бегаю в парке. Потом захожу сюда выпить кофе.

Что-то мне подсказывает, что сегодня Шерил понадобится больше 7 минут, чтобы принести мой торт. Или эти 7 минут протянутся дольше, чем обычно. Продолжаю допрос:

– Что за имя такое – Шейми?

– Шеймус Джозеф О’Рейлли. Никогда не угадаете, откуда родом мои предки.

19 букв. Как у меня.

– Из Индии?

– Хм… нет. Были бы они индусами, меня бы назвали Шеймусом Джозефом О’Синг хом или как-то в этом роде. – Теперь, когда мы сидим ближе, вижу, что глаза у него вовсе не карие. А каре-зеленые. – Ваша очередь.

– Моя очередь что?

– Ну знаете, как люди знакомятся, становятся друзьями? Я называю свое имя, потом вы свое. Потом пожимаем руки.

– Правда? Занятный ритуал. Вы антрополог?

Приносят мой апельсиновый торт. Он подозрительно напоминает лимонный, но я стараюсь не обращать на это внимания. Гораздо сложнее поделить его на 38 кусков. Передо мной стоит нелегкая задача. Жаль, что ему не 14.

Лимонный торт гораздо тоньше апельсинового. Я бы сказала, его высота составляет примерно одну треть высоты апельсинового. Разделить кусок апельсинового торта на 38 частей проще простого, но с лимонным дело обстоит сложнее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Одиночество простых чисел

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее