Плюшевые самураи (сборник)

Ерохина сняли с трехметровой колонны утром. Друмбо колотил себя хвостом по бедрам и причитал:

– Как же я не догадался! Жабры! У него были жабры, искусай меня акула! Он выходил охотиться из океана. А я еще спрашивал себя – почему от него пахнет морем? Но списывал на то, что море рядом. Что он купается, смывает с себя запахи, жевать мне всю жизнь гнилые орехи… Он и смывал, акула зубастая!

– Откуда он знал мое имя? – вздохнул Василий. – Профессию… Любимые стихи?

– Хакер, – сплюнул на землю Друмбо. – Шунты в башке не видел? Ну, ты и жабр не заметил… Подключался напрямую из какой-нибудь телефонной будки, взламывал сети. А по новым законам открытое досье на полицейского может получить каждый – там нет адреса и телефона, но обязательно указывается образование и пи. Для правозащитных организаций, так сказать…

* * *

В течение нескольких дней на побережье выбрасывало изгрызенных дельфинов – а потом смерти прекратились. Зверь ушел охотиться в другие места.

А Ерохин уехал в Балашиху – потому что боялся. Не Зверя, а того, что сам станет таким. Ему страшно было брать в руки оружие – ведь лазерный автомат так легко пустить в ход, когда вокруг заросшие мехом, оскаленные, удлиненные и сплющенные лица. Ненавистные морды пи-хомо, так непохожие на него самого. Василий не хотел становиться одним из них.

На роль экспоната зоопарка Ерохин проситься не стал – хотя не исключено, что его бы взяли, но что за радость демонстрировать себя полузверям? Единственным его желанием было – остаться одному, не видеть, куда катится мир. Поэтому Василий устроился работать в зоопарк ночным сторожем. С положительными рекомендациями константинопольской полиции он добился этого без всяких проблем.

Когда наступала темнота, Ерохин ходил между вольеров, и разговаривал с настоящими носорогами, слонами, тиграми, которых осталась так мало… Они были в чем-то похожи на него. И, главное, они были настоящими. А не такими, как наглые, прагматичные и шумные пи-хомо.

Тонкости воспитания

– Мордой в землю! Ноги на ширину плеч!

Безрукова сбили на пол, обшарили – наверное, в поисках оружия, попутно избавив от денег и документов, заломили руки назад и сковали наручниками. Потом залепили рот скотчем. Твердый паркет больно впивался в тело, суставы рук выламывало.

– Лежать, не дергаться! – приказал все тот же грубый голос. – Взяли его, потащили.

Рванули за руки так, что Семен от боли потерял сознание. Очнулся уже в машине. Опять на полу. Мокрый резиновый коврик холодил щеку. От него мерзко пахло.

А как приятно все начиналось! В баре «Кристина» Семен познакомился с хорошенькой полной блондинкой лет двадцати пяти – тридцати. Слово за слово, женщина представилась как Дарья Громова. То, что она назвала фамилию, заставило усомниться в том, что дама – проститутка. Сначала такие предположения имелись – слишком уж одиноко сидела она за столиком. А когда Семен зачем-то назвал свою фамилию, Дарья защебетала:

– Ах, журналист Безруков? Тот самый? Из «Городской судьбы»? Нашей замечательной газеты?

Семен был удивлен. Если бы она закричала: «Из этого мерзкого таблоида», реакция девушки была бы ясна. Но «замечательной газетой» «Городскую судьбу» могла назвать или полная идиотка, или сумасшедшая поэтесса, которая мечтает тиснуть свои стишата где угодно и надеется, что в таблоиде, если кого-то подмазать, ее вирши возьмут. Впрочем, когда женщина мила – зачем ей ум? После того, как Безруков представился, она так и начала к нему льнуть. Вечер обещал быть интересным…

Щедро подливая новой знакомой шампанское, Семен гладил ее спинку. Постулаты нейролингвистического программирования, которые Безруков изучал последние несколько месяцев, утверждали, что такие действия вызывают у объекта неосознанное доверие и приязнь. Вроде бы, невинно, а очень помогает в общении с женщинами.

То ли программирование давало о себе знать, то ли вторая бутылка шампанского сделала даму сговорчивее, то ли фамилия Семена произвела магическое действие – когда Безруков предложил Даше взглянуть на его коллекцию марок, женщина, не колеблясь, согласилась.

Они взяли такси, приехали на квартиру к Семену, и журналист, привыкший брать быка за рога, набросился на Дашу прямо в прихожей. Однако та стала отбиваться. Помогая девушке преодолеть ложную скромность, Безруков сбавил обороты, но упорно тащил новую знакомую в спальню. Она так трогательно и возбуждающе умоляла оставить ее в покое…

А потом раздался страшный удар в дверь, и Семена уложили на пол в его собственной квартире. Подставка, кто бы сомневался. И он, прожженый папарацци, не распознал такого элементарного развода!

Вот только куда его тащат? Выгребли бы все в квартире, забрали деньги – и дело с концом. Может, это наезд кого-то из властьимущих, которых Безруков не раз задевал в статьях? Тогда стоит ждать ночи в обезьяннике и обвинения в попытке изнасилования. Дурак, какой же он дурак!

Тем временем коварная Даша разговаривала с кем-то из похитителей:

– Ведь он подонок, правда?

– Еще бы. Редкая мразь. Даже по физиономии и прическе заметно.