Я слишком к нему привязана. А еще я снова ночевала у него, уже три раза. Уверена, что он, обнимая меня, даже не задумывался о том, насколько я была счастлива в эти мгновения. А последний раз он так и сказал: живи у меня, ты мне нужна… И в тот же вечер привел в дом другую женщину. И мы снова стали жить втроем. Я готовила, стирала, он уезжал на работу, а его новая пассия ходила по магазинам и тратила его деньги. Затем ее место заняла какая-то бедная студенточка… Но самая последняя его любовь чуть было не закончилась для него трагически. Она была замужем, но время от времени сбегала от своего мужа в поисках новых ощущений. Ее звали Марина. Муж выследил ее и в порыве ревности чуть не убил моего шурина. Но все обошлось… Мой шурин – красивый мужчина, но нужно обладать каменным сердцем и не иметь души, чтобы терпеть его ветреность, постоянные измены. И такая же участь постигла бы мою сестру, останься она живой.
Портрет, увиденный мною на выставке, не выходил из головы. Я все же успела договориться с одним хорошим фотографом, который сфотографировал портрет в музее (для этого мне пришлось отвлечь смотрительницу и заговорить ее на целую четверть часа). Он увеличил снимок и при помощи специальной аппаратуры перенес портрет на ткань. Теперь у меня дома в рамке под стеклом висел портрет моей утонувшей сестры. И когда я по утрам пила с нею чай, мне было на кого смотреть. Я ловила ее взгляды, и порой мне казалось, что она живая, но живет за стеклом своей отстраненной от всех жизнью. И не надо заканчивать медицинских университетов, чтобы понять, что я уже тогда начала сходить с ума. От любви к сестре и ее мужу. Я любила их обоих и была привязана к ним предельно. Вся моя жизнь в последнее время сводилась к ожиданиям встречи с ним, с мужчиной моей мечты. Я приблизительно знала, когда он позвонит мне, чтобы пригласить к себе. Меня приглашали, чтобы я сделала уборку в его квартире или подготовила все к приему гостей. Это я стирала постельное белье, на котором он любил других женщин.
Я же готовила еду, которую они ели вместе. И меня же пускали к себе под одеяло, как изголодавшуюся по ласке хозяина собаку. Преданную собаку, готовую на все ради того, чтобы ее ласково потрепали по морде…