Плохие привычки

— Зачем такие красивые телки с такими, как ты, ходят, да? Или ти тоже хочеш? — осмелел второй, молчавший ранее, которому досталась голова Лики.

Боря, улыбаясь, встал. Он видел, как за спинами осмелевших от легкой добычи сынов гор из подъехавшей девятки вышли его подручные.

— Чего ж вы все такие тупые и невежливые кругом? Одну дуру научишь, другой дурак вылезет, — меньше секунды у него ушло на то, чтобы развернуть нож-бабочку и вонзить лезвие в сонную артерию второму кавказцу, совершенно не запачкавшись и повернув его голову так, что фонтанирующая кровь заливала первого. Тот, дважды за утро неожиданно облитый, упал со стула и, захлебываясь кровью своего товарища, начал отползать, шепча:

— Ти што? Ти што?

Именно за этот решающий удар Борю сначала прозвали Свинобой, а потом сократили до простого Свина. Но он не обижался — просто Свин нравился ему больше, чем просто Бой.

Братва и Йетти появились одновременно Боря кивнул Хасе, и тот разрядил обрез дуплетом в голову горилле с двух метров. Крупная дробь не оставила от головы ничего, добавив еще больше кровищи в лужу на полу и сделав из жестяной вывески первосортный дуршлаг.

Колун двумя выстрелами из Макарова застрелил ползающего по кровавому полу оставшегося насильника. Еще две пули достались порванной и измазанной Лике — она даже не удивилась. Выражение ее лица после столь изуверского предательства со стороны спутника оставалось отрешенным, с ним она и умерла.

Хаким вышел с трясущимися руками, постоянно вытирая их о грязный передник.

— Я Свинобой. Сколько ты отстегивал нам и сколько лично Штепе?

— По… по… поровну, — наконец сглотнул шашлычник, абсолютно забыв об акценте.

Боря развернулся к Штепе и развел руками. Тот стоял бледный, как будто у него, как и у трех трупов на полу, изрядно уменьшилось в организме количество крови.

— Я… Свин… я… — первая пуля из поржавевшего ТТ, купленного у «копателей», звонко чмокнула его над сердцем, а вторая сделала небольшой скворечник в грудине. Две другие ушли куда-то в печень.

— Свин — это я. А ты уже даже не ты…

И, повернувшись к Хакиму, закончил:

— Они сами друг друга. Из-за бабы. С этого дня платишь в пять раз больше. Плюс штраф за жадность, пятнадцать штук гринов. Все понял? Макарова вложишь в руку Штепе, обрез — вот тому, с целым горлом, а ТТ второму. Нож — Йетти. Поехали…

* * *

По дороге к дому я набрал Слона и выразил свою категоричную уверенность, что в сооруженной совместно с ним и все-таки рухнувшей непростой конструкции с подставой Свина слабым звеном являюсь не я и не те препараты, что были обнаружены в автомобиле задержанного. А, скорее всего, доблестная полиция, или не менее доблестные эксперты, или кто-то еще. Я вкратце все это аргументировал и дал отбой, потому как уже стоял у двери Гаврилыча.

Дверь открылась, и моему взору предстало небывалое зрелище — одновременно и трезвый, и выбритый сосед. Такого на моей памяти еще не случалось, и я, встречая всевозможные странности последних дней со стойким подозрением, непроизвольно окинул мастера на все руки более внимательным взглядом. Оказалось, что и его осанка приобрела некоторые конструктивные изменения, выразившиеся в гордо расправленных плечах и немного приподнятом подбородке. И еще в глазах Гаврилыча плескалась нескрываемая гордость, а на губах застыла легкая несмываемая улыбка.

Я поздоровался и отдал чудо-препарат, последствия которого столь явно проявлялись на лице соседа. Совершенно не надеясь на успех, вопросительно потряс перед его глазами кассетой, воспроизвести которую не имел возможности. Гаврилыч в очередной раз подтвердил свою исключительную техническую незаменимость, заявив, что имеет в наличии привезенную кем-то из родственников в незапамятные времена из самой Японии камеру «Sony», подходящую как раз для такой кассеты. Сердце мое сладко затрепетало, и проснувшееся было предчувствие начало бродить по всему организму, махая ярким транспарантом «Жизнь налаживается!».

Мне даже не пришлось брать камеру: узнав, что дома в наличии имеется кассетный видеомагнитофон, сосед подарил мне камкордер. Вставленную в него кассету можно было без проблем проиграть на обычном видюшнике. Я поблагодарил незаменимого Гаврилыча и нетерпеливой трусцой поскакал к себе.

Кассета, бесспорно, несла в себе очень ценную информацию. Однако, как подтверждало мое подсознание, информация не была особо взрывоопасной — на видео обсуждались обычные рабочие вопросы. Свина не было видно, он всего лишь несколько раз мелькнул в кадре и то не полностью. Лично я опознал его исключительно по голосу и барским интонациям.

Второй собеседник, наглый и довольно умный парень, был тем самым гениальным химиком, во всяком случае, наркоторговец называл его Лешичем.

Запечатленная информация вряд ли могла кардинально изменить мое незавидное положение, но перебирать мне не приходилось, и я думал, кому бы ее слить с наибольшей выгодой. Не в финансовом, конечно, смысле, а в плане наибольшего вреда для Свина.