Плоская катастрофа

– Но как же тогда… Что же это получается… – пробормотал Георгий Николаевич. Но, утомленный длинным днем и приятным его завершением, он уснул через несколько минут.

– Гоша, а почему вчера вечером ты спрашивал про перестановку мебели? – спросила его утром жена.

– Да так, показалось.

– Нет уж, расскажи, расскажи! – кокетливо настаивала она.

– Ну, хорошо, – вздохнул Георгий Николаевич. – Знаешь ли, мне вдруг стало казаться, что спальня наша с каждым днем становится все у́же. Сначала тумба, теперь вот до стены рукой достал… Мне порой кажется, что в один прекрасный день я проснусь и не смогу даже локтей раздвинуть – они упрутся в стены.

– Глупости какие-то, – всплеснула руками Софа Аркадьевна. – Ты просто переутомился, тебе нужен отпуск.

– Наверное, ты права.

Зароненная женой мысль об отпуске не давала покоя Георгию Николаевичу. В мыслях он уже был на даче – в гамаке, посреди нежной весенней зелени. Но, как это обычно бывает, весна принесла с собой большое количество обострений. Поэтому начальство попросило Георгия Николаевича быть другом и перенести отпуск на лето, когда сезонный прилив больных пойдет на спад. Георгий наш был в принципе человеком мягким, поэтому, сжав зубы, стал принимать, консультировать и направлять больных, лелея глубоко в душе мечту о скором отдыхе.

И вот теперь, вспомнив это все, он понял, что ему действительно пора отдохнуть. С облегчением и благодарностью посмотрел он на спасительный рецепт и, преисполнившись уверенности завтра же с утра выбить себе отпуск, отправился домой.

***

Однако мечте Георгия Николаевича сбыться было не суждено. Во-первых, вечерний боевой запал иссяк у него как раз к тому моменту, когда он подходил к кабинету директора. А во-вторых, его как всегда сбили с толку ласковые уговоры этого самого начальника.

– Гоша, голубчик, ну будьте душкой, войдите в положение! Сами видите, что зашиваемся! – вещал тот, сидя в глубоком кресле, в котором его тщедушное тельце выглядело комично и неуместно.

– Но, послушайте, Лев Аристархович, весна уж закончилась, сезонное должно пойти на спад. Неужто не справятся без меня?

– Дорогой ты мой человек! Как же мы можем справиться без тебя – без наших золотых рук! Знал бы ты, как в курилке говорят о тебе! «Ооо, – говорят они, – так ведь это Георгий Николаевич, не абы кто!»

Кто эти «они» Георгий Николаевич спросить не успел, так как его мозг затопила теплая волна собственной значимости. А Лев Аристархович продолжал петь:

– Ей-Богу, как только немного утихнет вся эта котовасия, сразу в отпуск! Бегом! Ни на минутку не задержу! Да что же я, обманывать тебя буду? Фу-ты ну-ты! Ты ведь можешь хоть сейчас написать заявление. Оно будет лежать вот здесь – на этом столе. И как только станет полегче, я сразу – рррраз! И подпишу его тебе в ту же минуту! Ну как, потерпишь?

И Георгий Николаевич вдруг устыдился своего эгоизма. Как он может думать об отпуске, если работы действительно непочатый край! И как могут справиться без него они – вся эта студенческая зелень, которая и пороху не нюхала, – без его опыта и знаний. Вдохновленный этим, Георгий Николаевич клятвенно заверил Льва Аристарховича, что не покинет свой пост и не оставит клинику в такое сложное время, и уже через минуту летел в кабинет, увенчанный лаврами героя.

***

Несколько дней спустя после очередной, весьма тяжелой, консультации, Георгий Николаевич пришел в местное кафе, чтобы пообедать. Он был завсегдатаем этого места, поэтому официанты следили, чтобы к обеду его столик всегда был свободен. Вот и в этот раз он прошел к нему и уселся по-хозяйски, как у себя дома. Милая щебетунья-официантка даже не принесла меню.

– Как обычно?

– Да, прелестница, как обычно, – улыбнулся он, и девушка улетела на крыльях молодости на кухню, чтобы через десяток минут принести ему комплексный обед: первое, второе, салат, обязательный компот и неизменную булочку с маком.

Официантка пожелала ему приятного аппетита и растворилась в недрах кафе. Георгий Николаевич, предвкушая всю прелесть обеда, вооружился ложкой и придвинул к себе тарелку с наваристым борщом, но вдруг его отвлек какой-то звук – очень неприятный, надо заметить. Он огляделся по сторонам и понял, что звук издает мужчина за соседним столиком – он чавкал. Да–да, вот так просто и вульгарно – чавкал как свинья.

Георгий Николаевич попробовал абстрагироваться от этого звука, но не получилось. Чавканье и хлюпанье отвлекало его и лишало аппетита. Раздосадованный, он бросил ложку в борщ, запятнав белоснежную скатерть, рубашку и галстук, и крикнул соседу:

– Уважаемый! Прекратите чавкать! Вы, в конце концов, в приличном обществе! И вообще, – вдруг осенило Георгия Николаевича, – зачем вы придвинули свой столик к моему? Я же могу дотянуться рукой до Вашей лысины! Это самоуправство! Я буду жаловаться!