Там его ждало полное разочарование, потому что Бог, или кто бы там ни был наверху, решил подшутить над ним, и ниспослал ему пациента. Заглянув в личное дело, Георгий Николаевич увидел, что подсуропили ему опытного беглеца. Ему удавалось раз за разом сбегать от длинных, ловких и цепких рук карательно-восстановительной психиатрии. Впрочем, с годами он, наверное, потерял сноровку, так как последний раз его пребывание в клинике растянулось на полтора года. Пациент изо дня в день нес какую-то чушь о людях с жабрами, которые по ночам тайно посещают его и проводят над ним социальные эксперименты.
«Да он же просто чокнутый, – думал Георгий Николаевич, не слушая пациента. – Не может быть такого, чтобы…. Хотя, мир тоже не может становиться узким и плоским, однако же я это вижу. Но я не могу сойти с ума». Он уже давным-давно потерял нить повествования пациента и кивал головой просто так, в заученном за многолетнюю практику ритме.
– Доктор, эй, доктор, – пробился сквозь ураган мыслей голос пациента, – с Вами все нормально?
– Да-да, все нормально. Продолжайте, – рассеянно отозвался тот. – Продолжайте.
– Я уже давно закончил, а Вы все сидите и киваете головой вот уже несколько минут подряд.
– Что? – встрепенулся Георгий Николаевич.
– Я говорю: Вы уже несколько минут просто так киваете головой.
Наш доктор в смятении обвел глазами кабинет: вроде все как обычно… Или нет? Кажется, с утра лампа стояла немного дальше, чем сейчас. И карандашница с ручками была как будто шире. Оглядываясь вокруг и сомневаясь в себе, Георгий Николаевич пришел к потрясающей в своей простоте и эффективности идее: нужно пометить местоположения предметов! Не каждого, но в меру крупных: вот, например, ту же лампу, шкаф с карточками больных и какими-то книгами. Не откладывая дело в долгий ящик, он вскочил со стула, достал из стола мел и принялся отчеркивать толстыми короткими линиями все, что было в кабинете.
Пациент смотрел, как Георгий Николаевич бегает вокруг него, черкает то тут, то там невесть откуда взявшимся куском мела и что-то бормочет себе под нос. То ли ветки, то ли метки, а может быть вообще – клетки, бог их разберет, этих заумных.
А Георгий Николаевич, между тем, закончил черкать и, решив сделать такую же разметку в доме, вроде как успокоился. Он хотел снова вернуться к пациенту, но тут его как молнией поразило:
– Больной! Зачем Вы передвинули кушетку! – в голосе его было столько ярости, что пациент съежился и возжелал оказаться в это же мгновение в своей родной палате, где, кроме него, обитало очередное воплощение Чингисхана – сурового, но в тщедушном теле безобидного сантехника Петровича.
– Я Вас еще раз спрашиваю, зачем Вы ее передвинули! – голос Георгия Николаевича сорвался на дикий фальцет. И сила его была настолько велика, что из коридора тут же вбежали два медбрата – с огромными ручищами и обезьяноподобными лицами. Они, не разбираясь, лихо скрутили больного в тугой крендель и под белы рученьки вывели из кабинета.
Георгий Николаевич тяжело дышал и был изрядно красен, а взлохмаченные волосы, топорщившиеся в разные стороны, придавали ему сходство с только что подравшимся петухом. Не успел он отдышаться, как в кабинет заглянула Аида Степановна – уборщица и по совместительству вахтер:
– Что случилось, Георгий Николаевич? Пациент буйный?
– Да нет, Аида Степановна, не буйный, но уж очень самостоятельный! Представляете, взял и сдвинул кушетку! Я тут, понимаешь, бегаю, стараюсь отчертить все как есть, без ошибки, а он кушетку двигает!
– Надо же, кушетку, – растерянно проговорила Аида Степановна, поглядывая на ту самую кушетку, которую, по ее прикидкам, сдвинуть было невозможно, поскольку она была привинчена к полу несколькими болтами.
– Я же совсем забыл! – хлопнул себя по лбу Георгий Николаевич. – Забыл отчертить ее!
С этими словами он кинулся к кушетке с куском мела в руке и стал водить им возле ножек, не очень аккуратно обводя болты.
– Да смотрите же, полы не мойте у меня! – погрозил он пальцем Аиде Степановне, дико вращая глазами. Та почла за лучшее убраться отсюда подобру-поздорову, что и сделала в то же мгновение.
Георгий Николаевич, оставшись в одиночестве, понял, что нужно как можно скорее пойти домой, чтобы закончить начатое. «И вот тогда я докажу им, что мир действительно уплощается». Кому «им» – он и сам не знал. Но так было грознее и надежнее.
У Георгия Николаевича совершенно вылетело из головы, что рабочий день его еще не закончился, а был в самом что ни на есть разгаре. Но то ли потому, что все были заняты, то ли потому, что сумасшедшим везет, он не встретил никого ни в холле, ни в лифте, ни во дворе. Сев в машину, он припомнил, где находится ближайший канцелярский магазин – ему было крайне необходимо пополнить запасы мела.