По аллеям души

Просторный двор, яркое солнце проводили меня к высокой металлической конструкции с вращающимся барабаном. По тому, что прибыла вереница вагонеток откуда-то снизу, я догадался: это был подъёмник. Стали выходить шахтёры, и барабан остановился. Я подумал сначала, что это негры, только зубы сверкали. Они оживлённо о чем-то разговаривали, проходя мимо нас с Виктором, обдавая нас реальным чувством окончания трудной работы. Или всех своих страхов под землёй? Может, они радовались, что просто живы?

Мне уже совсем не хотелось спускаться куда-то в преисподнюю… Но Виктор… Виктор шагнул в неподвижную вагонетку и взглядом показал мне: «Садись!».

Мы начали спуск, всё скрылось из виду. Рядом двигалась транспортёрная лента, по которой на-гора поднимался уголь. Триста метров спуска (всего-то!), и вагонетка, наконец, остановилась. Попетляв по освещенным галереям, мы пересели в другую вагонетку и опустились ещё на двести метров (!). Любой человек, особенно тот, кто никогда не спускался в действующую шахту, испытывает ни с чем не сравнимое чувство замкнутого пространства. А если осознаёшь, что над тобой гора, готовая раздавить тебя в лепёшку, и каждую секунду всё может взорваться и обрушиться, то становится совсем жутко. Сущий ад! Короче, на глубину пятьсот метров я прибыл на одних эмоциях.

Дальше предстоял путь пешком. Горели светильники, освещая проход по галерее. Надо было идти! Наши шаги звучали в такт, делая всё происходящее каким-то нереальным.

Свод галереи справа и слева подпирали частые бетонные крепи. Некоторые из них были изогнуты, так на них давила гора. Транспортёрная лента, достаточно широкая, находилась в постоянном движении. Между ней и дорогой была канава, наполненная глубинной шахтной водой, которая успокаивающе журчала. Галерея, по которой мы шли, была длинная. В одном месте нам преградила путь большая куча породы. Камни были острые, большие и мелкие. Крепи вокруг повалены и сломаны.

— Что это? — спросил я у Виктора.

— Обвалился свод, — ответил он.

— Почему крепи снова не устанавливают?

— А зачем? Всё, что могло, уже здесь обрушилось.

Виктор показал на образовавшийся купол. Мы с трудом перебрались через завал, и, дойдя до конца галереи, упёрлись в стену. Но это, как выяснилось, была совсем не стена, это вертикально висели листы толстой резины внахлёст друг на друга. С усилием отодвинув один лист, мы попали в некую замкнутую камеру — затвор. Тут и там стояли короба, доверху наполненные мелкой белой пылью. Виктор пояснил, что это размолотая порода. При взрыве метана или угольной пыли, а оседающая пыль тоже взрывается, она переворачивает короба, тогда пыль заполняет всё пространство этого затвора. Резина гасит часть взрывной волны и не дает огненному смерчу распространиться дальше по галерее и шахте.

— Что, страшно? — засмеялся Виктор.

— Страшновато, — честно ответил я, устремляясь за ним к висящей резине на другой стороне затвора.

Остаток пути по этой галерее был для меня самым трудным. Кислорода в воздухе было явно намного меньше, чем мы привыкли. Воздух был тёплый, поэтому дышать приходилось чаще.

— Это поток из шахты к поверхности. Отработанный воздух из нижних галерей и ярусов, но сейчас мы пройдем его, — подбадривающе сказал Виктор.

Мы повернули в боковой тоннель, снова прошли через затвор. Свежий воздух новой галереи был настолько резким, что от быстрого перехода даже закружилась голова. «Боже, зачем мне эти мучения? Вот ещё любознательный нашелся!» — подумал я про себя.

Потом начал опускаться свод, стала меняться и высота прохода по галерее. Крепи вокруг были напряженные, изогнутые. Пятьсот метров давали о себе знать. С каждым шагом мы наклонялись все ниже и ниже, пока я не начал доставать дорогу руками. Мы, чертыхаясь, пробирались вперёд уже на четвереньках. Свет от лампочек на касках слепил глаза, пятнами метался по крепям, камням, отражался в тихо журчащей воде внизу под ногами. Дальше встретился купол от давнего обвала, и мы пошли нормально, подняв голову. В сапоги попала вода, руки окоченели и не слушались. А лента с углём всё монотонно двигалась, нарушая легким шуршанием тишину пятисотметровой глубины…

— Хочешь посмотреть, как работает комбайн? — Виктор показал куда-то в уходящую даль галереи. В ней рождалось и тут же рассеивалось густое угольное облако. Пыль от комбайна была вездесуща, проникала в каждую мою клеточку, респиратор давно не помогал.

— Да нет, наверное, и это впечатляет, но пойдем уже обратно, — пробормотал я. Виктор быстро зашел в какую-то небольшую комнатку, где были пускатели, выключатели, реле, упакованные в контейнеры из пенопласта, что-то записал в лежащем на полке журнале, рассматривая контейнера. Очевидно, что это конечная точка моей экскурсии в тар-тара-ры…

Обратно мы пошли уже какой-то короткой дорогой. Подъём — это не спуск. А когда уже известно про будущее окончание ада, это дело даже радостное. Наконец-то я увидел дневной свет! И лопасти барабана уже возникли передо мной. Ура! Приехали!