По аллеям души

А я на шахте? Там для меня был ад, на глубине без воздуха, с обвалами, в пыли, под угрозой взрыва, с тусклой лампочкой, в сапогах и робе.

Виктор уехал утром, а я вечером. Больше мы никогда не виделись.

Грибники

Если следовать на север от города, то увидишь, что лесов становится всё больше, а бесчисленные поля сменяются колками, берёзовыми островками, которые кажутся зелёными брызгами на карте. И чем севернее, тем они крупнее.

«Куда поедем?» — спрашивали друг друга все, кто собирался завтра за грибами. Конечно, на юг ехать бессмысленно: берёзовые колки редеют, а там и целина рядом, бескрайние степи с суховеями. На запад или восток от города тоже можно ехать, но всё зависит от дождей. Нарвёшься на сухое место, будешь ходить по высокой траве весь день, кормить комаров, пыжиться, но ничего не соберёшь. Поэтому решили отправиться на север: там и дожди прошли хорошие, и лесные массивы большие, а грибы это любят.

«Есть такое знакомое мне грибное место около заброшенной деревни, там безлюдье. Можно в этот район и двинуть», — предложил наш водитель.

Итак, поутру в надежде на успех мы с корзинами отправились в путь. Отъехав километров сто по асфальту, свернули на просёлок. Лужи в дорожных ямах показывали, что здесь недавно были обильные грибные дожди.

Газель мы оставили на открытом месте, чтобы её издалека было видно, и разошлись. Я решил быстренько идти по опушкам, где встречаются и обабки, и подберёзовики, и грузди.

«Какой-то воздух здесь особенный, звенящий», — громко разговаривал я сам с собой, шагая быстро прочь от машины. Люблю рассуждать так вслух про всё, что попадается, когда один, естественно, а то подумают, что больной. Особенно, когда выбираешь какое-то решение. Например: «Пойду правее или левее, или присяду, или отдохну».

Из-за леска сначала робко, а потом всё настойчивее стало проступать кладбище. «Вот надёжный ориентир, не заблудишься», — пробормотал я себе под нос. Моя корзина быстро наполнялась. Да грибы такие отличные: молоденькие крепыши, как на подбор, с толстыми ножками. Азарт охотника охватил меня, смял, заставил голову кружиться, гнал вперёд и вперёд.

«В воздухе густота какая-то, — удивлялся я, — и они, грибы, будто специально для меня выросли, прискакали к опушке, ждали, чтобы я их срезал. Хорошие вы мои, — хвалил я их, — спасибо, что пожаловали».

Вот и чёткий ориентир кладбища встал окончательно впереди на моём пути.

«Хорошо как! Я один на один с этим чудом, с моими грибками. Ура-а!»

Корзина уже была полна, и, опьянев от необычного воздуха, решил отдохнуть. Улёгся на спину, раскинув руки в стороны, у большой красавицы-берёзы, долго глядел на синющее небо и задремал. Жужжали мухи, стрекотали кузнечики, пели птицы. Красота!

Сколько проспал, не знаю, но внезапно проснулся от того, что кто-то кусает меня за ногу. Муравьи! Рыжие! Да много! «Эй, вы, что творите! — сказал я им громко, — больно же. Ну улёгся я к вам на тропу, так уже сваливаю».

На месте покинутой деревни виднелись следы запустения и разорения. Здесь когда-то люди жили, радовались, огорчались. А потом никого не стало. Деревня стала, видите ли, неперспективной. На месте покинутых и снесённых домов теперь лишь прёт высокая крапива. «А как это неперспективно жить на земле? — думал я вслух. — Ходить в школу, сеять хлеб, скот пасти; просто любить, наконец, или ненавидеть, страдать, болеть, умирать?»

Вспомнился мой поход на лодке по Иртышу. Однажды мне пришлось от самой воды подняться вверх по крутому обрыву и посетить такую же неперспективную заброшенную деревню. Тут сейчас вот домов уже не было видно, только бурьян, а там дома стояли. Домов десять-двенадцать вдоль самой кромки обрыва. Тогда я постучал в один из них в надежде, что кто-то там ещё живет. Помню, как я переступил порог. В комнате стоял спёртый, тяжёлый запах, а на кровати лежала бабушка. Увидев меня, приподнялась на подушках, а потом силы покинули её, и она уронила голову… Я испугался, не умерла ли она, настолько она была слабой.

— Здравствуйте, — промолвил я, — могу я чем-то помочь вам?

— Воды бы принёс из колодца, сыночек.

Я схватил ведро, побежал на колодец, а мысль била тогда в моей голове, что хоть бы она не умерла сейчас и что я ей помогу выжить, напоив водой. Она попила совсем немного, силы пришли к ней опять, но голос был очень тихий.

— Спасибо тебе, мил человек…

— Да, что вы. А как же вы здесь одна?

— А ко мне сегодня из райцентра дочка приедет, всё зовёт меня к себе. Забрать хочет. А как вот всё бросить? Здесь ведь всё моё добро нажитое и могилки мужа мово Ивана Федотовича да сына Володечки. Как же уедешь? — заплакала она.

Она ещё попила колодезной воды.

— Спасибо, сыночек. Легче стало. Я уж сама-то не могу встать. Хотела вот помереть сейчас и остаться здесь, да вот не удаётся…

Вышел оттуда в жутком настроении. «Только кладбище в дымке и осталось от былого. Грустно!» — сказал я вслух и быстро пошёл к машине.