По дороге к высокой башне. Часть третья (СИ)

От могучего удара прогоревшие ворота рухнули, и степняки с дикими криками ринулись во двор. За моей спиной грохнули магические жезлы. Разрядив древние артефакты, воины бросились врукопашную. Недолго думая я запалил фитиль, встал в полный рост, размахнулся и бросил тяжелый шар вперед так далеко, как смог. Магический припас пролетел совсем немного и упал прямо под ноги всадников, гарцующих под стеной. Ворота были довольно узкие, поэтому большая часть вражеского отряда не смогла сразу прорваться внутрь. Сначала я испугался, что колдовской заряд не сработает, как вдруг прямо подо мной раздался страшный грохот и в небо взметнулись куски земли. Наполненный железными кругляшами глиняный горшок разлетелся вдребезги, разметав всадников гарцующих у ворот. От страшного удара меня спасла стена, но тем, кто оказался внизу, пришлось нелегко. Крики и стоны покалеченных людей разнеслись далеко по округе. Когда дым и поднятая взрывом пыль улеглись, я выглянул в проем между зубцами и увидел, что почти весь вражеский отряд, оставшийся снаружи, полег под стеной. Несколько перепуганных степняков подгоняя коней, мчались прочь от обители. Теперь битва кипела во внутреннем дворе, но бросать туда оставшийся заряд было слишком опасно, я мог задеть своих.

— Вот и наше время пришло, — сказал я Холину, выхватывая из-за пояса магический жезл. Выбрав среди степняков самого могучего воина, я тщательно прицелился и нажал на спуск. Огненная молния пробила наборный панцирь и кожаный кафтан, и разорвала сердце юного хана Улука.

— Ну, вот опять мы с тобой остались одни, — сказал Холин, протягивая мне бурдюк с вином. Кажется, он еще принес какую-то еду, но я не обратил на нее никакого внимания. Меня мутило от едкого запаха сгоревшего магического порошка и усталости. Поднявшись на стену, мы расположились на смотровой площадке, собираясь, словно зрители в уличном театре смотреть на кровавое действие, которое сейчас разворачивалось в степи.

Старый друг поспешил с выводами. Из всего отряда выжили четверо. То, что мы с Холином до последнего оставались на стене, спасло нам жизнь. К сожалению, напор степняков оказался слишком силен. Пошун пал. Я нашел его тело под двумя мертвыми кочевниками и на руках отнес к храму. На старике не осталось живого места. Было видно, что он сражался до конца. Зумон успел прийти в себя перед самой атакой и храбро бросился в самую гущу битвы, он свалил двух всадников в воротах, но остальные затоптали его. Мятежная душа воина отправилась к сверкающим вершинам следом за братьями и женой. Колуну саблей рассекли голову. Он тяжело дышал, но в сознание не приходил. Выживет ли старый разбойник или нет, было неизвестно. Рамин, несмотря на тяжелую рану, дрался, как демон и только после того, как его достали еще несколько раз, упал на мостовую, обессилев от потери крови. Он узнал меня, но почти сразу впал в беспамятство. Нимана мы не уберегли. Когда я добрался до мальчишки, он еще дышал, но вскоре умер, не приходя в сознание прямо на моих руках. Наверно я бы так и просидел с ним в обнимку до самого вечера, если бы неожиданно кто-то не тронул меня за плечо. Монахи, оставшиеся в монастыре привлеченные шумом битвы, вышли из храмины с явным намерением нам помочь.

— Ступай, воин, — ласково сказал мне высокий худой старик, — мы позаботимся о раненых и помолимся о погибших.

— Что ты сказал? — переспросил я.

Монах взял меня за руку и легонько сжал ее сухими пальцами.

— Мы отнесем их в лазарет и поможем, чем сможем, а ты ступай на стену. Степняки все еще здесь.

Пока я горевал над погибшими Холин не сидел без дела. Он подкатил к воротам несколько пустых бочек и, как мог, завалил ими вход, потом собрал все оставшиеся арбалеты и стрелы и поднял наверх на центральную смотровую площадку. Этот небольшой участок стены расположенный над самыми воротами стал нашим последним рубежом обороны. Следуя примеру старого друга, я собрал все магические жезлы, что сумел найти, зарядил их и сложил в ногах. Теперь если очередной отряд степняков подойдет к монастырю нам будет, чем его встретить.

Сил на то чтобы оплакать юного Нимана и старика Пошуна у меня уже не хватило. Прислонившись спиной к холодной стене, я молил их простить меня. Первый раз в жизни я обращался не к богам, а к своим товарищам. Почему великие опять пощадили меня? Почему вместо меня забрали к сверкающим вершинам более достойных и честных людей? Никто не отвечал на мои вопросы. Не было никаких знамений — ни падающих с неба сверкающих солнечных лучей, ни священных птиц, ни собирающихся из облаков ликов богов, только легкий ветерок теребил мои мокрые от пота волосы, да злобно кричали падальщики паря прямо над нами.