Глава 16. Лисо-попадаловое
Лелланд очень старался не уснуть. Само собой, здоровому молодому лису это было плёвым делом, но только не тогда, когда действовало пожелание кошмаров.
С подобной напастью в сон тянуло необоримо. Не помогал уже ни кофе, ни Вран, который время от времени тряс его за плечи, глаза закрывались сами собой.
И тогда в дело вступил Терентий.
– Эххх, и ничего-то вы все без котиков не можете! – заявил он. – Счас он у меня как миленький взбодрится! Опять же… время подходящее – пора мне уже и потренироваться.
Вран только насмешливо покосился на зазнайку, даже и не думая уточнить, при чём тут время, в чём, собственно, кот собирается тренироваться. И… был в корне не прав, потому что внезапное раздавшееся рядом пронзительнейшее «ииийййаааууу», заставило не только Лёлика проснуться и взвиться над кухонным диванчиком, но и его самого отшатнуться от эпицентра звука.
– Что это? – Лёлик моргал, как внезапно разбуженный сыч, хотя, казалось бы, уж лису-то стоило и привыкнуть к разным резким звукам – они сами могут быть весьма и весьма ушераздирающими.
– Это я! – довольно пояснил Терентий. – Зарядочка у меня такая. Весенняя.
– А почему весенняя? – не понял Вран.
– Да потому, балбес, что я – кот! А это тебе не ёж чихнул! Я весной пою!
– Это ты вот так поёшь, как счас орал? – в предвкушении весны, полной этаких вокальных упражнений, уточнил Вран.
– Я ж говорю, что ты – балбес! Я не орал, а пел!
– Нам кирдык! – выдохнул Вран.
– Дааа, даже я почти проснулся, – пробормотал Лёлик, опять начиная судорожно зевать.
– Ну, раз почти, значит, я продолжу! – логично решил Терентий и, верный своему слову, взвыл снова.
– Я вот думаю… у нас только эта ночь такая сумасшедшая, или это теперь постоянно так будет? – размышляла Таня, торопясь за Крамешем и Руухой, которые, расслышав вопли, помчались вверх по лестнице.
– Не волнуйся, это просто Терентий вспомнил, что в марте коты поют, – вынырнула из ближайшего угла уже всё выяснившая Шушана.
– Фууух! – выдохнула Таня. – Ой, хотела уточнить, это ты что-то сделала, чтобы вопли той малахольной лисицы и гусей не были слышны Лёлику?
– Конечно. И не только Лёлику, но и Врану, и Терентию, да и всей улице, – довольно кивнула Шушана, гордясь тем, что она и это может!
Машинально подумалось, что вот бы её видело её семейство, которое свято уверено, что она ни с чем сама не справится.
«Ну, тут уж ничего не поделать – им так хочется думать, и всё тут, хоть хвост узелком завяжи!» – вздохнула про себя норушь.
И тут она обратила внимание на странное выражение Таниного лица.
– Тань, ты что?
– Да я вот тут сообразила, что это… весна… а у нас котик. И не просто котик, а на всю голову говорящий и очень громкий! Вон, сама слышала. А что будет, если он весенне-котовые песни петь начнёт на человеческом? Ты сможешь эти звуки заглушить?
– Я-то смогу, но это и не нужно будет, разве что ночью. А днём – все решат, что у нас живёт какой-нибудь модный рэпер, скрещённый с Витасом. Ну или мы такое слушать любим. Не волнуйся, короче. Что у вас в телевизоре вопят, ни один кот не перепоёт!
– Тоже верно, – утешилась Таня.
Когда они дошли до кухни, куда уже традиционно набился весь коллектив, Лёлик и не думал спать – он слушал о приключениях бывшей невесты.
– О-ша-леть! – сверкая глазами, повторял он. – Ой, она свою прабабку терпеть не может. Говорила, что ни за что и никогда к ней не поедет!
– Теперь поедет, поверь мне! – насмешливо посверкивала глазами Рууха. – Как миленькая!
И она поехала… Нет, сначала-то доехала до дома – как раз к раннему утру была в Твери. Родители, разбуженные грохотом входной двери и визгом родной доченьки, были в недоумении, но ровно до того момента, пока Лиусса не приняла свой исконный вид.
– Аааахх, – выдохнула её мать. – Твоя шёлковая и густая шёрстка! А твой бесподобный хвост… он же…
– Мммама! Ннне ггговори мммне тто, чччто я и сссама зззнаю! Я едддва ппережила, ккогда нна мменя ннапали! А ввсё тты! Тты вввиновата! Этто иззз-зза ттебя я пппоехала кк эттому ппроклятому Лисссовввиновву!
Родители Лиуссы замерли на месте, а потом медленно повернулись и покосились друг на друга.
– Ты… ты что? Зззаик-ккаешься? – с заметной запинкой выговорила Лиуссина мать.
– Ттты ии-иии-ииздеваешься? – взвизгнула Лиусса. – Я ии-ии-ииссспугаллась, ккогда нна мменя ннаппали! Ттам ббыли сстрашные ггусси, ввворрон и эттот, хххоммяк. А ещщё Ррр-рруххха!
– Ты испугалась гусей, хомяка и ворону? – не поверил ей отец. – Ну ладно, Рууху все боятся, когда она в запале, но ты же знала это! Зачем к ней полезла?
Дальнейший ответ был практически неразборчив даже для тонкого слуха лис – дочь верещала что-то о гусях, хомяках, которые её чуть было не утащили к себе в нору прямо за хвост, и вороне, который её схватил.
Мать едва-едва успокоила Лиуссу, а когда та отправилась в ванную, кинулась к мужу.