Наступившее утро вконец разбудило огромный муравейник, который, как оказалось, собрался вчера на вершине под маскировочной шапкой тумана. Самые энергичные и нетерпеливые начинают спускаться. Выступаю и я, по первости бодрой рысцой, с хода обгоняя своих неторопливых попутчиков.
Избираю самый короткий, 30-километровый маршрут, он же, как мне кажется, самый напряженный и самый интересный. Эти километры от Золотой вершины до Храма бесчисленного количества лет пробегаю за пять часов, отдыхая каждый час по десять минут. Вниз — не вверх, это намного легче; подбираю удобный ритм и шаг и очень скоро начинаю чувствовать себя ужасно деловитым и донельзя занятым кузнечиком, автоматически пересчитывающим бесконечные ступеньки каменных лестниц, ничего не видящим, не слышащим и чересчур озабоченным стремлением к достижению конечной цели, чтобы по-настоящему увидеть всю прелесть окружающей природы. Заставляю себя сбавить обороты и пристальнее вглядываться в таинственный зеленый мир.
Но обо всем по порядку. По холодку да со свежими силами бежать вниз не составляет большого труда — и уже через 45 минут проскакиваю знакомый Цзеиньдянь и устремляюсь далее. Вдоль тропинки то там, то здесь расположились сараеподобные закусочные: два-три колченогих столика под навесом да сколоченные из бросового материала, просвечивающие многочисленными щелями убогие постройки. Выбираю одну, которая кажется немного почище. Набор блюд очень скромен: традиционные
Но как бы то ни было, от горячего завтрака получаю удовольствие и заряд энергии и продолжаю свой путь, но уже в более рваном темпе. Вскоре тропинка выводит на относительно ровную площадку, известную как Терраса пещеры грома (Лэйдунпин). Справа от террасы плотной стеной стоит сосновая роща, слева — отвесный обрыв, у которого еще можно обнаружить развалины древнего монастыря. За развалинами скрывается потайная тропка, бегущая вдоль отвесной скалы над глубокой пропастью, по-над увивающей ее стенки пышной растительностью. На обрыве — беседка с оранжевой двухъярусной крышей. Говорят, что поблизости от нее в прежние времена стояла железная табличка с надписью, запрещавшей шуметь. Считалось, что громкий разговор или смех на этом месте могут моментально вызвать бурю.
И снова бежит тропинка вниз, среди таинственных вековых сосен и стройных кипарисов, изредка освежаемых яркими пятнами цветущей аралии. Пробегаю мимо неприметного храма Белых облаков, за которым начинается резкий спуск по склону Пристального взгляда и склону Архатов к Сисянчи — Водоему купания слона.
Уже издалека просматриваются серебристые крыши и красные стены монастыря, похожего на ребристый шлем сказочного богатыря, нахлобученный на макушку островерхого, усеченного с двух сторон глубокими обрывами утеса. Сейчас трудно утверждать с достаточной достоверностью, когда на утесе впервые был построен крошечный скит, где предавались размышлениям и коротали дни буддийские монахи. Кто говорит, что в период Мин, а кто утверждает, что много ранее, еще в период Южной Сун (XII–XIII вв.). Достоверно известно только, что в 1699 г. скит был перестроен в монастырь, названный Сисянчи. Водоем возле монастыря действительно имеется: маленький шестнадцатиугольный бассейн перед входом, но причем здесь слоны?
Предание, однако, сообщает, что однажды покровитель Эмэйшань Самантабхадра, перед тем как отправиться на Золотую вершину, искупал в этом водоеме своего верного слона и в память об этом знаменательном событии был воздвигнут храм. Ныне в храме Сисянчи поклоняются богине милосердия Гуаньинь, божеству земных недр Ди Цзану (его еще называют владыкой ада) и самому будде Шакьямуни.
И еще одно удивительное свойство приписывает людская молва утесу, на котором стоит монастырь. Именно с него открываются самые прекрасные картины усыпанного звездами вечернего неба, на которое медленно выплывает из-за верхушек темно-зеленых сосен знаменитая луна Крутобровых гор. Этой луной не раз восхищался в своих стихах Ли Бо, и одно из самых знаменитых стихотворений так и называется — «Песнь луне Эмэйшаньских гор»: