Февраль в Южном Китае — сухой сезон. Воды в реке немного, встречается много отмелей, и даже наш неглубоко сидящий катер, медленно лавируя в поисках фарватера, время от времени скребется днищем о камни. В одном месте вовсе останавливаемся, чтобы пропустить поднимающиеся вверх по течению суда. Погода по-прежнему пасмурная, накрапывает дождь, местами со скалистых вершин сползает к воде туман, но пейзаж от этого только выигрывает, и расплывающиеся в белесой дымке отдаленные горы порождают странно-неясное, тревожное и в то же время умиротворенное чувство. В природе преобладают мягкие, голубые тона, и лишь там, где к берегу подступают покрытые зеленеющей растительностью склоны, вода и вместе с ней воздух приобретают изумительную изумрудную окраску. Говорят, что такая погода — лучшее время для путешествия по Лицзяну. Летом, в 30-градусную жару, когда некуда спрятаться от изнуряющей духоты, оно превращается в муку.
Жизнь на реке идет своим чередом. Первоначально деревни появляются нечасто, но потом, по мере того как рельеф становится более пологим, горы не столь крутыми, а Лицзян полноводнее, их становится больше. Примостившиеся на небольших отмелях, у подножия скал невзрачные, крытые соломой или черной от времени черепицей домишки окружены зарослями вечнозеленого кустарника и бамбука. Поля по берегам реки почти не просматриваются: каменистые склоны не очень охотно позволяют человеку хозяйничать в этих краях. И лишь кое-где в узких ущельях уступами взбираются вверх этажи обработанной земли.
У берега, стоя по колено в воде, согнулись над стиркой женщины, что-то выискивают в просеянной гальке и песке мужчины, рыбаки развесили на просушку свои снасти, на перевернутых лодках играют дети… Все заняты своим делом и почти не обращают внимания на проплывающие мимо катера. К туристам привыкли, их видят ежедневно. То ли такое оскорбительное невнимание к их интересам, то ли желание проявить заботу об «обездоленных и бедных китайских детях», но что-то подтолкнуло группу японских туристов, людей среднего возраста с замашками обеспеченной и высоко мнящей о себе буржуазной элиты, к демонстрации своего великодушия и сердечия. Завидев на берегу двух ребятишек, одного трех, другого пяти-шести лет, они начали кричать, размахивать руками, бегать по палубе и завершили это представление попытками добросить до берега несколько конфет. Сколько было восторгов и животрепещущего обсуждения, когда дети подобрали одну из этих подачек! Печальное зрелище.
Обгоняем небольшие, метров 10–15 длиной, медленно идущие вниз по реке плоскодонки — основной вид здешнего транспорта. Современный мотор соседствует у них с архаичным кормилом — деревянным рулем, управляемым с помощью длинного шеста. Под навесами грудятся пассажиры, молча и привычно прощупывающие нас взглядами, навалены разнообразные грузы. Обгоняем бамбуковые плоты, по конструкции аналогичные тем, что мы уже видели в Янди, заставленные корзинами и ящиками. Крестьяне возвращаются домой из города. Река — единственное средство сообщения для прижатых к воде деревень, она и кормилица, и общественный транспорт, и телеграф…
На обеде, прервавшем на время эти наблюдения, не было бы смысла останавливаться (и так в моей книге чересчур силен гастрономический уклон), если бы не одна, по-моему, интересная деталь. Видимо, для того чтобы еще более ублажить туристов чем-то невиданным, оригинальным, организаторы мини-круизов по Лицзяну использовали один из редких способов приготовления пищи, в определенной степени применяемый в Северном Китае, но неизвестный в других районах страны. На столах появились
Пока мы дегустировали очередной вариант китайской кухни, пейзаж изменился, стал более пологим, исчезли резкие, угловатые формы, горы отдалились на линию горизонта. Но ближе к Яншо — конечному пункту нашего путешествия — отступившие было утесы и скалы снова сгрудились у самого берега Лицзяна.