По Юго-Западному Китаю

Пейзаж изменился неузнаваемо. Исчезли причудливые северогуансийские утесы, и за окном проплывают пологие холмы, обступающие со всех сторон железную дорогу. И везде камни, камни, камни… По каменистым склонам карабкаются вверх ступенька за ступенькой террасированные поля. Обработан буквально каждый доступный человеку клочок земли. Мелькают каменные деревушки, непритязательный вид которых уже сам по себе говорит о веками царящей здесь бедности. Перед нами — юго-восточная Гуйчжоу, когда-то безлюдная, а потом постепенно заселенная и освоенная оттесненными с плодородных равнин центральной Гуйчжоу мяо — аборигенами провинции и ставшая колыбелью смут, беспорядков и мятежей. Мужественный и свободолюбивый народ не желал мириться с вторжением в свои земли ханьцев, неоднократно брался за оружие, поднимал десятки восстаний. Каратели топили эти восстания в крови, но не могли сломить воли и стойкости мяо. Люди, способные жить в этих суровых краях, могут постоять за себя.

Поезд делает короткую остановку в г. Дуюнь. Внешне он не отличается от множества других городов: унылые, тяжеловесные дома из серого бетона, дымящиеся на окраине заводские трубы, одинаково одетые люди. А в моей памяти последние пять столетий его истории ассоциируются с непрерывными восстаниями мяо и китайских крестьян.

И снова горы; сплошной чередой следуют длинные туннели, из-за обилия которых в вагонах уже не гасят свет, гулко звенят мосты над ущельями и быстрыми горными реками, мелькают разбросанные по крутым склонам, там, где нет никакой возможности оторвать у суровой природы хотя бы клочок плодородной земли, скромные серые могилы, Прорезавшая юго-восток железная дорога покончила с многовековой оторванностью и изоляцией края от внешнего мира. Бегут параллельно ей, выскальзывая из-за скал, взбираясь на вершины холмов, ныряя в туннели, асфальтовые и грунтовые дороги, до горизонта протянулась цепочка электрических и телеграфных столбов, хаотическим нагромождением бетонных коробок заявляют о себе муравейники запыленных городов. Но, кажется, достаточно соскрести с картины эти незначительные символы цивилизации — ив одно мгновение колесо истории провернется на несколько веков вспять. Многое изменилось в Китае. Прокатывались по стране революции, подлинные и мнимые, строились заводы, запускались искусственные спутники Земли, а здесь все так же, как много лет назад, словно исподлобья посматривают на мир маленькими окошками без стекол крытые почерневшей от времени черепицей или соломой, без каких-либо признаков электрического освещения, сложенные из необработанного камня и сырого кирпича дома, проплывают мимо склоненные к земле с мотыгами в руках, бредущие за впряженной в допотопную соху лошадью крестьяне. И это у железной дороги. Что же там, за холмами?!

Чем дальше на запад, тем более ровным кажется рельеф. Но впечатление обманчиво: дорога постепенно взбирается на Юньнань-Гуйчжоуское плато, и мы вместе с ней поднимаемся все выше и выше над уровнем моря. И когда уже вроде привыкаешь к неулыбчивой природе окружающих гор, не ожидаешь увидеть никаких изменений и начинаешь поглядывать в окно с утомленным безразличием, поезд врывается в живописнейшее ущелье, вытянутое по течению небольшой, но быстрой речки, и перед глазами возникает кусочек сказки: зеленеющий клин в окружении мрачных, угрюмых скал, явление редкое, а поэтому особенно яркое и впечатляющее в этих неприветливых краях.

На вторую половину дня приходится западная часть Гуйчжоу. Изрезанные межами долины, раскинутые среди безлесных, лишь кое-где покрытых скудной растительностью холмов. Распаханные под весенний посев поля перемежаются с уже зеленеющими всходами. Удивительно своеобразно смотрятся изумрудного цвета заплатки на красно-коричневой ткани западногуйчжоуских равнин.

Ближе к границе Юньнани вершины вздымаются выше и выше, долины попадаются все реже, и освоенные человеком участки земли вновь сокращаются до мизерных клочков, разбросанных по склонам освещенных мрачно-красным светом закатного солнца гор…

Проводники устраивают побудку в половине шестого утра. После обычной суеты и очередей к умывальнику обнаруживается, что поезд опаздывает на полчаса. Поскольку же и без того нас разбудили с солидным запасом, состояние наше отнюдь не мажорное. Проводники с несвойственной им в других случаях стремительностью уже лишили нас постельных принадлежностей, и мы коротаем время на голых полках.

В автобус усаживаемся в темноте, поэтому вокзал не запоминается. Предрассветный город как-то удивительно знаком, привычен: широкие улицы, обсаженные с обеих сторон деревьями, сияющие окнами четырех-пятиэтажные здания, немногочисленные прохожие. Китай ли это? Ох уж эти издержки типового строительства, помноженные на эффект полумрака!