Мусульманская традиция относит время появления ислама в Юньнани ко второй половине VIII в., когда багдадский халиф послал в помощь китайскому императору 3 тыс. воинов для подавления мятежа Ань Лушаня. Часть из них якобы осталась на жительство в Юньнани, положив начало мусульманской общине провинции. Как бы солидно и привлекательно ни выглядела эта легенда, но на деле идеи ислама принесли в Юньнань арабские и персидские купцы, обосновавшиеся в Куньмине где-то в конце X в., а активное обращение в новую веру аборигенов и китайцев началось в период монгольского завоевания, когда Юньнанью правил наместник Хубилая, ревностный мусульманин Сай Дяньчи. В конце XIII в. посетивший Куньмин Марко Поло дал ему такую характеристику: «Большой и знатный город, купцов и ремесленников там много, есть тут и мусульмане, и идолопоклонники, и христиане». Из среды юньнаньских мусульман, которых китайцы стали рассматривать как одну из малых народностей и именовать «хуэй», вышел известный флотоводец и дипломат начала XV в. Чжэн Хэ, доходивший со своими эскадрами до берегов Восточной Африки и Персидского залива.
Тихая и мирная жизнь юньнаньских мусульман была нарушена в 30—50-е годы XIX в., когда их общины подверглись религиозным гонениям со стороны местных властей и китайцев-немусульман. Последовала серия погромов. Только за два майских дня 1856 г. в Куньмине и его окрестностях было перебито 20 тыс. человек. Итогом погромов стали восстания, продолжавшиеся в общей сложности 18 лет. За эти годы провинциальный центр трижды подвергался осаде. С тех пор мусульманское население Куньмина сильно поредело. Сегодня среди почти 2 млн. его жителей хуэй насчитывается немногим более 10 тыс. Вместе с
В поисках затерявшейся гостиницы сворачиваем еще на одну узкую улицу, бегущую между одноэтажными кирпичными домиками, стены которых украшены небольшими, метр на два, но настоящими, написанными маслом картинами. За исключением одной, изображающей печатающих шаг по бульвару полицейского и дружинника с чеканными лицами и призывающей соблюдать законы и укреплять дисциплину, все остальные сюжеты (а впоследствии в северо-западной части города таких образцов настенной живописи мне попадалось немало) связаны с достопримечательностями Китая: озеро Дяньчи, храм Неба в Пекине, изумительные пейзажи Сучжоу и Ханчжоу неизвестный художник (художники?) запечатлел на стенах родного города. Думаю, не ошибусь, если предположу, что своей чистотой и своеобразным эстетическим оформлением улицы Куньмина во многом обязаны деятельности квартальных канцелярий, где работают, видимо, настоящие патриоты города.
Утро следующего дня начинается с привычной уже суеты и неразберихи, в результате выезжаем на полтора часа позже, чем запланировано. Полчаса дороги — и мы у цели, у подножия Сишань. Еще минут десять автобус карабкается по извивающейся ленте шоссе в гору, обгоняя уже многочисленных, бредущих от остановки общественного транспорта туристов. От места стоянки автобусов еще около километра идем пешком к Саньцингэ (храму Трех чистых), расположенному на склоне горы Архатов. И на стоянке автобусов, и на тенистой обочине ведущей к храму гладкой асфальтированной дороги расположились с нехитрыми, но крайне популярными у путешественников товарами — прохладительными напитками, очищенными ананасами, семечками, сувенирами — сухонькие старушки, молодые женщины, бойкие вездесущие мальчишки. Один из таких юных «бизнесменов», забыв о стоящем у его ног ящике с мороженым и необходимости рекламировать свой товар, углубился в чтение пожелтевшей, потрепанной брошюры. Интересная, видимо, попалась книжка.
Погода — просто изумительная: густо-синее небо, яркое солнце, свежайший, чистейший воздух, которым просто нельзя надышаться. Все озеро — как на ладони. Вода в нем местами темно-синяя, местами зеленая, местами бурая. Прибрежная полоса усеяна поплавками рыбацких сетей. На северном берегу у подножия пологих гор разбросан Куньмин.
Среди голых безжизненных глыб, усыпавших восточные склоны горы Архатов, непостижимым образом цепляются за островки земли стройные тонкоствольные сосны. Их яркая, сочная зелень чудесным образом гармонирует с синевой высокого неба и резко взбирающейся вверх серой гранитной кручей.
У входа в храм столпотворение. Масса людей, прежде незаметно растворявшаяся на дороге, скапливается у узких ворот, просачивается сквозь них и непрерывной извивающейся лентой по лестницам и дорожкам устремляется вверх, к Воротам дракона.