Теперь Шмидту не оставалось ничего другого, как отступить самому. Ведя лошадь под уздцы, он стал отходить, не теряя хищников из виду. Однако, прежде чем он соединился со своим спутником, львы бросились бежать к холмам. Это придало охотникам мужества, и они пустили лошадей галопом вдогонку львам. При этом Шмидт хотел обогнать зверей и преградить им путь, как сделал бы на его месте любой мало-мальски опытный охотник. Это ему удалось, и львы очутились между ним и его спутником, который кричал и размахивал шляпой, чтобы друзья заметили львов, находившихся еще на расстоянии выстрела от них. Однако, прежде чем охотники настигли животных, львица повернула налево и исчезла в заросшем кустарником неглубоком ущелье между скалами. Лев же, сделав несколько прыжков, скрылся в мелком кустарнике, покрывавшем соседний холм. Напуганный людьми, он бежал столь стремительно, что преследователи потеряли его из виду.
Когда остальные охотники подоспели, они решили окружить ущелье, где скрылась львица, и тщательно следить за его краем, обращенным к холму: следовало ждать, что львица попытается уйти именно в этом направлении. Трое охотников заняли там позиции и принялись кричать и бросать камни, чтобы заставить ее бежать. Вряд ли камни могли причинить ей вред, скорее львицу возмутил отвратительный «голландский» язык, на котором объяснялись охотники; во всяком случае она показалась вскоре у края ущелья, желая разведать обстановку. Вместо того чтобы укрыться в мелком кустарнике, которым порос холм, она взяла немного левее, видимо, рассчитывая достигнуть безопасного места обходным путем. Для этого ей нужно было продефилировать перед тремя стрелками, что она, не колеблясь, сделала. Три выстрела прогремели одновременно. Львица попыталась продолжить путь, но у нее уже не было сил. С тремя пулями в груди она рухнула наземь.
После этого хищники оставили этот район в покое. Они ушли к реке Хартс и поселились в стране баролонгов. Однако время от времени они возвращаются, и даже теперь в сухие зимы поблизости в горах можно встретить явившихся с запада львов.
Из Дутойтспана в Мусеманьяну[10]
Во время короткого отдыха на склоне одного плоскогорья наше внимание привлекла нависшая над ним темная туча. Моему слуге-проводнику, да и всем нам она показалась огромным скоплением саранчи. Но, когда мы достигли края плоскогорья, один из моих спутников, находившихся в фургоне, закричал, да так, что я вскочил со своего места: долина, через которую нам предстояло проехать, покрытая высокой сухой травой и кустарником, превратилась в огненное море, простиравшееся на 5–6 миль. Серая туча, которую мы заметили часом ранее, состояла из густых клубов дыма, гонимых ветром в направлении на восток-юго-восток.
Первым пришел в себя проводник-африканец, — он обратил наше внимание на следы фургона, замеченные им едва в двадцати шагах от нас. По его словам, они вели прямо через зону, охваченную огнем.
Мы приблизились к ней на расстояние шестисот шагов и убедились, что она тянется почти параллельно цепи холмов; местность в этом направлении была ровной. Слева от пас плато постепенно понижалось. Здесь находилась лощина шириной около трехсот шагов, к ней уже подбирался огонь.
Необходимо было действовать быстро, не мешкая. Нам нужно было уберечься от огня, но в то же время двигаться вперед, в надежде найти воду. Да и волы слишком устали, чтобы мы могли тут же взять направление на юг, в сторону реки Вааль. Восточное направление вообще исключалось из-за быстрого распространения пожара. Волы могли выдержать гонку с ним на протяжении мили, но никак не 10 или 15, а такой гонки нельзя было бы избежать, если бы мы решились отправиться на восток.
Оставалось только двигаться вперед. Да, вперед! Но как не стать при этом жертвами разбушевавшейся стихии? Выжечь вокруг траву и дожидаться приближения огня было нельзя, ибо помимо тысячи патронов в фургоне находилось 300 фунтов пороха; парусина, которой был обтянут фургон, да и дерево настолько нагрелись на солнце, что к ним едва можно было прикоснуться. Ветер нес горящие ветки и листья. От них мог воспламениться фургон, где были спирт и водка, но не было воды.
Мой взгляд остановился на холме слева от нас — нет ли возможности миновать опасный участок, проехав низиной? Пожар начинался шагах в трехстах от холма. Он приближался к нему, да и к нам тоже, но к холму несколько медленнее, так как ветер дул прямо на нас. Если бы фургон успел достигнуть холма, мы смогли бы объехать полосу огня (ширина ее составляла шагов сто).
За огненным морем простиралось выгоревшее черное пространство шириной в милю. Кое-где на нем еще виднелось пламя — это догорали остатки кустов. План, который я предложил спутникам, встретил единодушное одобрение. Понравился он и слуге-африканцу. По блеску его глаз я понял, что он-то уж постарается заставить волов бежать куда надо!