Читаем По кому палка плачет? Рассказы о рязанских юродивых полностью

Через неделю нашел он в себе силы подняться и прийти в соборный Успенский храм Вышенской обители. Сильная головная боль не давала молиться, но Круглов знал, что в храме ему будет лучше, даже если он где-нибудь в уголке посидит на скамеечке. В храме всегда лучше…

После службы Николай, превозмогая головную боль, подошел к иконе своего небесного покровителя и прикоснулся к ней головой, тем местом, на которое пришелся удар табуреткой. Поднимаясь, он задел лампаду, висевшую пред иконой святителя. Она наклонилась, и немного лампадного масла пролилось Николаю на голову. И – вот чудо! – боль сразу прошла. Круглов вернулся в гостиницу, долго размышлял над исцелением и в конце концов дал Богу обет юродствовать. Лаять и кукарекать, как о том говорил и своим родителям.

Чудное желание странствовать подвигло Круглова в путь. Благословился он у игумении и отправился в Николо-Чернеевскую обитель. Шел по лесной, от синих теней деревьев узорчатой, расписной дорожке и размышлял о том, как был побит Евпсихием. А еще думал о странности своего желания. Он и сам не знал, чего хотел. Ощущение какого-то большого, важного дела, которое он должен был исполнить, но пока не исполнил, влекло его в дорогу. «Мало того что не сделал, да еще забыл, что надо сделать… – с горькой усмешкой думал Николай. – А может, Евпсихий мне память отбил? И чего он тогда так разъярился? В чем я был виноват?»

Много разных мыслей роилось в голове. И вдруг одна из них по-пчелиному зажужжала в ушах и больно-пребольно ужалила Круглова! «Лаять и кукарекать обещался и еще… еще…» И тут Николай Савельевич без памяти рухнул на землю.

Очнулся в крестьянской избушке, в которой кисло пахло овчиной. Около него возился согбенный, как вопросительный знак, мужичок.

– Очнулся, милок. Ну и слава Богу. Ишь как тебя разбойники-то побили. Шваркнули по голове дубиной, сознания лишили. Думали хоть что-то найти у тебя в суме. А там только хлеб да вода… Хорошо, наши робята чернеевские заприметили нехристей и выручили тебя из беды. Так что благодари помощника путников Миколу Угодника за спасение, обитель которого рядышком цветет-процветает.

– Я у Николо-Чернеевского монастыря на койке валяюсь?

– У него самого, милок, у него самого.

И тут Круглова осенило: «Так вот что я забыл сделать! Своего покровителя, святителя Николу, за исцеление на Выше поблагодарить! Я ж после исцеления опять обещался кукарекать, лаять, скакать… Добре, добре, что дубина разбойничья меня вразумила да к Никольскому монастырю прибила».

И поселился Круглов в селе Старое Чернеево, у похожего на вопросительный знак крестьянина. По утрам и вечерам будил округу петушиным криком, а когда мимо его дома проходил злой человек, то начинал на него лаять. А праздничные крестные ходы встречал, как-то странно подскакивая.

Некоторые ругали его:

– Ты, Савельич, чего как козел скачешь? К чему перед народом позоришься?

А юродивый отвечал всегда одно и то же:

– От радости, мои милые, пляшу и скачу пред Господом моим, Который вместе с вами крестным ходом идет. А если кто-то такое дело за позор принимает – пусть! Я – позорище человеков!

Многие понимали Николая Савельевича, зная о скакании псалмопевца Давида пред Ковчегом Завета и помня слова из посланий, что апостолы – позорище для человеков.

– Божий это человек, – говорили они, – блаженный…

А местный зажиточный крестьянин Семен Иванович, которого на селе звали попросту – Ваныч, относился к нему особенно тепло. Потому как на себе познал прозорливость Савельича. Однажды, прежде чем пойти в паломничество в Успенский Вышенский монастырь, зашел Ваныч к Савельичу.

– Богоугодное дело ты задумал, – сказал тогда ему Николай, – только дорогой не обижайся на тех, кто будет над тобой насмехаться. Помни: ты молиться идешь, причащаться. И не насмешники тебя будут смущать, а бесы, через них глаголющие. Бесы они на человека перед его причастием особо злы. Прямо как комары пред всеочищающим дождиком благодати. А ты отмахивайся от них молитовкой «Господи, помилуй» и не обращай ни на что внимания. Иди куда идешь, в монастырь, значится, причащаться. Бог в помощь. Да… вот еще… обязательно возьми с собою сапоги!

Семен Иванович жалел свои сапоги. Как же! Новенькие они, внизу гармошкой, кожа с пупырышками. Но послушался он Савельича.

А по пути в монастырь ему действительно пришлось перенести насмешки, которые могли бы помешать умиротворенно причаститься. Но, вспоминая наказ юродивого, Семен не обижался. И молитовкой Иисусовой отгонял бесовские нападки, как комаров. Причастившись Христовых Таин и смыв пыль и грязь со своей души всеочищающим дождиком благодати, Семен Иванович пошел в обратный путь. А по дороге из Шацка попал он под простой дождь, вернее – под ливень, и ему очень пригодились сапоги, которые взял по совету Савельича.

Однажды Семен Иванович решил отправиться в Воронежскую губернию на заработки. Пошел к Николаю Савельевичу за советом.

– Что ж, – сказал ему тот, – дело доброе. Целых сто двадцать рублей заработаешь, да еще в монастыре побываешь. А я, кажется, к твоему приходу откукарекаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное