По кому палка плачет? Рассказы о рязанских юродивых

«Сто двадцать рублей… Хорош, хорош заработок…» – подумал Семен и отправился в путь. Устроился в Воронеже на работу, заработал за три месяца ровно сто двадцать рублей. А после расчета, возвращаясь домой, побывал в одном воронежском монастыре, где встретил прозорливого старца Алексия. Старец этот жил вне монастыря, в землянке, и выходил из нее редко. Но в тот день он не только вышел из землянки, а словно ждал кого-то и, завидев Семена Ивановича, поспешил ему навстречу. Познакомились, поговорили, и вдруг старец Алексий, показывая своей тросточкой в сторону Николо-Чернеевской обители, сказал:

– Знаю я, что живет там Николай. Всем Николаям Николай! Божий он человек, хоть и кукарекает. Только недолго кочетку осталось кукарекать.

Из Воронежской земли Семен Иванович пришел в середине апреля. И от крестьянина, у которого какое-то время жил юродивый Николай Савельич, узнал, что он в последнюю неделю Великого поста умер. Эта новость поразила его. Ведь Савельич был еще не старый.

– Такие вот дела, Ваныч, – рассказывал крестьянин. – Умер наш Николка. В монастырской келье почил. Я иногда заходил его проведать. Как посмотрю на него, так кажется, что все раны, все побои, что Савельич за свою жизнь претерпел, обрушились на него разом. Такие сильные боли у него были.

А в это же время в церквях страсти Христовы вспоминались. Вот ведь как… Страсти, неделя Страстная, и всю неделю в убогой келье от мучительных болей катался по полу раб Христов Николай. Страдал со Христом и умер со Христом. Да все какого-то Евпсихия поминал. Говорил, что сбылись, дескать, слова его. А в Великую Субботу исповедовался наш Николка, причастился; когда ж зазвонили к пасхальной заутрене, мирно отошел ко Христу. К Тому, ради Которого жил и страдал.

Юродивый Николай Чернеевский. Николай Савельевич.Фамилия неизвестна. Род. в 1843 г. в Новгородской губ. в семье зажиточного крестьянина. С 1873 г. подвизался в подвиге юродства близ Николо-Чернеевского монастыря в с. Старое Чернеево Шацкого уезда Рязанской губ.

Скончался 11 апр. 1881 г. (Здесь и далее даты до 1918 г. по старому стилю. – Авт.) Погребен на приходском кладбище в Старом Чернееве. Вскоре кто-то на могиле юродивого Николая тайно поставил ему чугунный памятник с эпитафией:

Желанием чудным водимый,Оставил он семью и дом,Повсюду странствуя, гонимый,Он жил и умер со Христом.

Не царствуй лежа на боку

Священник Алексий Преображенский сидел на резном крылечке своего дома и смотрел на улицу. Небольшое село окутывал вечер, мягкий и туманистый, как смутная дума осенней земли. Может, оттого настроение у отца Алексия было философское.

«Надо же, – размышлял батюшка, глядя на деревенские избы, – как одна из них от другой отличается. Наличниками, крылечками, коньками на крышах. Улица – у лица… Может, потому мы украшаем свои дома, чтоб они у лица соседей казались лучше, чем их жилища? К тому ж и себя приукрашиваем. Кто добродетелью, какая за ним не водится, а кто и просто так – одеждой…»

– Грязный оборванец, купи себе одежду, грязный оборванец, купи себе одежду! – услышал вдруг отец Алексий крики деревенских мальчишек.

Взглянув в ту сторону, откуда раздавались эти крики, он увидел, что по улице идут двое исправников и ведут связанного грубыми веревками грязного, бородатого, взъерошенного человека в рваной, подбитой ватой рясе. На груди его желтел деревянный, искусно вырезанный из липы священнический крест. Вглядевшись в этого человека, отец Алексий увидел в его облике знакомые черты. И крест… Странный крест. Помнится, такой же носил священник Феофилакт Авдеев, у которого он учился в Коломенской духовной семинарии. Учитель из него был никакой, потому в 1808 году, кажется, этого горе-преподавателя уволили из семинарии… Но учащиеся очень жалели об этом, поскольку любили его за необычайную, отеческую заботу и доброту.

Присмотрелся отец Алексий повнимательнее к повязанному мужику. Точно! Этот грязный оборванец и есть тот самый священник. Бросившись к своему учителю, он смущенно заговорил:

– Феофилакт, батюшка, вы ли? Глазам своим не верю! Господа, – решительно обратился отец Алексий к исправникам, – освободите его под мое личное ручательство. Пусть он побудет у меня дома.

Служивые хорошо знали и уважали своего приходского священника и потому, немного потоптавшись, отпустили иерея Феофилакта Авдеева.

Один из них, Кирсан, похожий на бульдога, а по прозвищу Киса, сначала промурчал, а потом прорычал: