По краю каменного сердца

Дин хотел было возразить, но быстро понял, что это не имело смысла. Такой Ода был человек. Донельзя честный, ответственный и чтящий справедливость как никто другой. Таким, как он, только и остаётся работать в органах охраны. В тот момент парню стало немного стыдно за то, что он не был таким же светлым человеком, как его отец. Несмотря на родственную связь, Дин характером почти не был похож ни на мать, ни на отца. Безусловно, были многие вещи, в которых он был на одно лицо с ними, однако в большинстве своём Иватани был сам себе на уме в вопросах морали и воспитания.

Оставшийся путь семья проехала в тишине, на фоне слушая старые песни довоенных времён, которые так любил Ода. У него в принципе была мания ко всему, что существовало во времена мезозоя, однако в плане музыки он был куда более чуток. Элвис Пресли и Чак Берри составляли львиную долю всей его музыки. Местами встречался Марти Роббинс, который завоевал сердца многих уже после войны. Иногда проскакивали даже песни "The Ink Spots". И несмотря на то, что любитель старья частенько сетовал на музыку, которую слушал его сын, Ода всё равно иногда позволял себе включить "The Rolling Stones", "Aerosmith" или даже Майкла Джексона, которые уже были не так далеки от современных направленностей. Дин ещё помнил постоянные разборки его родителей касательно музыки, ибо свой вкус он унаследовал напрямую от матери, которая, несмотря на свой милый нрав, натурально угарала по хард-року, металлу и всем вытекающим. Парень же остановился на приемлемом для слуха уровне, не уходя в дебри по типу треш-металла или психодел-рока.

Наконец дорога кончилась. Ода и Дин припарковались на свободном месте и вышли из машины, встречая перед собой поле монументов в выдержанном однообразном стиле. Молча пройдя через небольшие ворота, они стали пересекать узкие тропинки, что были вымощены среди сотен островков, казалось, нагромождённых друг на друга камней. На большинстве из них были надписи на японском кандзи, однако нередко встречались и монументы на других языках. Пара минут блужданий по месту, которое словно было отделено от всего остального мира, вывело их к нужной области, которая совершенно никак не отличалась от других. Точно такой же резной параллелепипед серого цвета, как и все остальные сотни ему подобных. Разнилась только надпись на нём. Написанная на английском языке, она гласила: «Светлая память Иватани Суми. Любите всех так же, как и себя». Перед могильным камнем лежал иссохший букет астр, оставленный здесь около года назад. Ода подошёл ближе, садясь на корточки и руками отряхивая памятник от небольшого слоя грязи. На его лице не было ни печали, ни радости. Лишь сухое смирение, с которым ему приходилось жить. Дин встал рядом, молча наблюдая за тем, как отец бережно смахивал пылинки с камня, словно заботясь о всё ещё живой жене.

– Быстро время пролетело, правда? – тихо спросил Ода. – Полтора года назад я и подумать не мог, чем нам придётся заниматься. А когда ты погибла… Не думаю, что когда-то эта боль пройдёт. Скорее всего, мне придётся жить с ней до последнего вздоха, – его голос задрожал, а на глазах навернулись слёзы, однако слова всё ещё сыпались сами собой. – Мне так тебя не хватает. Я так скучаю по твоему приказному тону и мягким прикосновениям. Нам так… тяжело без тебя, Суми. Невероятно тяжело. Но мы… мы… – с каждой секундой говорить было всё тяжелее, Иватани запинался и заикался из-за нарастающего кома внутри горла, – …отомстили. Отомстили за тебя. Знаю, ты бы не одобрила такое. Сказала бы простить. Но я не смог. Прости меня, пожалуйста. Прости… прости…

Дин не стал ничего говорить. Он просто держал свою руку на отцовском плече, плача вместе с ним. Не было никаких сил сдерживать слёзы. Этот монолог Оды ощущался почти как живой разговор. Казалось, что Суми вот-вот вздохнёт, улыбнётся и скажет, что всё хорошо. Скажет, что не держит зла и мир вновь обретёт свои краски. Скажет, что Ода и Дин – её любимые глупыши.

Но нет. Она не сказала этого ни через минуту, ни через полчаса.

Ничто не могло быть больнее.

***

Прошла неделя. Новостей от СЕК так и не поступило. Дин попытался связаться с парнями по недавно купленному телефону, однако Кента наотрез отказался обсуждать что-либо и попросил больше его не беспокоить, а Элфи вот уже пятый день не читал сообщения. Атсумэ же попросил его пока не трогать и что он сам позвонит, когда придёт в себя. Только Армандо активно интересовался самочувствием своего друга, так что о нём Дин беспокоился меньше всего. С Каэдэ дела обстояли чуть сложнее. Она сказала, что ей нужно немного времени обдумать своё отношение к Иватани, говоря, что скоро навестит его с точным ответом. Парень хотел было побеспокоиться по этому поводу, но он был так измотан, что сил на стресс совершенно не осталось.