По лабиринтам авангарда

Живопись Кандинского претерпела сильные изменения. Это «холодный», как он сам говорил, стиль. Уже в графическом цикле «Малые миры» (1922) видна последовательная геометризация формы, она может напомнить супрематические композиции К. Малевича. Его произведения Кандинский видел в России, хотя учтем, что выход к абстрактной планиметрии имелся и у него внутри собственной системы. Стоит вспомнить таблицы с геометрическими фигурами, которые демонстрировал Кульбин в 1911 г. при чтении доклада «О духовном в искусстве».

В Баухаузе Кандинский явно испытывает воздействие конструктивизма и особенно живописи Мохой-Надь. Заметно влияние и Клее, вплоть до того, что появляются «цитаты» из его живописи. Наконец, в 1921 г. в Веймаре читал курс «Материал как цвет» Дусбург, представитель голландской группы «Де Стейл», во главе которой находился Мондриан. Имел значение и пример Эль Лисицкого, слава которого в Германии была исключительно велика. Кандинский адаптирует и ассимилирует новые влияния. Порой у него появляется в живописи некоторая сухость, чертежность. Иногда он пытался объединить новые приемы со своими прежними, называя работы 1924 г. «ландшафтами». Картины назывались обычно или по характеру основных элементов, в них использованных (углы, пересечения, квадраты и круги), или более отвлеченно: «Приход», «Холодная энергия», «Темный импульс». Важно, что после переезда Баухауза в Дессау Кандинский ведет курс стенной живописи, что связано с его концепцией «монументального искусства», которое объединяет все остальные. Самое интересное пространственное решение он исполняет в связи с проектом зодчего Мис ван дер РОЭ — «Музыкальный салон» (1931, абстрактные композиции в керамике). После приезда Кандинского во Францию, когда в Германии к власти пришли нацисты, к его баухаузовскому стилю примешались элементы стилистики сюрреалиста Миро. Более или менее остроумная игра формами продолжалась как некая комбинаторика до конца жизни, включая последние гуаши 1944 г.

Что хотел дать людям Кандинский? Ответ он дал сам: «Вызвать радостную способность переживать духовную сущность в материальных и абстрактных вещах». Ему казалось — как он понимал ритмы истории искусства,— что его искусство будет оценено через 100 лет. Необходимость в этом назрела намного раньше.

ДАДА. СОЗДАНИЕ КОНТРКУЛЬТУРЫ

«Никто не может отговариваться незнанием дада»,—

писал один из лидеров нового движения в авангарде Ж. Рибмон-Дессень. Когда мир познакомился с дада, он вздрогнул. Только футуристы могли бы с ним соперничать, но они были в прошлом, да и сами они по сравнению с дадаистами могли показаться только хулиганствующими подростками. Когда Европа, по словам русского писателя Андрея Белого, «оскалилась гримасой дадаизма» и в «мире заиграла новая музыка», к манифесту «Дада волнует всех» прислушались в разных уголках Земли. Тристан Тцара, идеолог этого движения, указывал, что «дада вращается в рамках европейских слабостей, ибо это все-таки дерьмо, однако мы впредь хотели бы испражняться разными цветами, чтоб разукрасить зоологический сад искусства флагами всех консульств». Свои «столицы» дада возникли в Швейцарии, Франции, Германии, США, Италии, Бельгии, Югославии, Чехословакии, Испании и России. Основными его центрами стали Нью-Йорк, Цюрих, Париж, Берлин и Ганновер. Так создалась, пользуясь словами Рибмон-Дессеня, «дада-ланд».