Я молча повиновался. Варгот и хозяин дома начали меня избивать. Я не знаю, сколько это продолжалось, но в результате все тело мое болело нестерпимо. Глаза опухли и практически ничего не видели, а дышать я мог только ртом. Затем меня куда-то поволокли. Мое тело водрузили на что-то твердое и плоское, руки развели в стороны и привязали, а затем начали срывать верхнюю одежду. Раздев до гола по пояс, мои мучители сделали перерыв. Все это время я усиленно молился. Было очень страшно: больше всего пугала полная неизвестность. Наконец я услышал чтение характерных заклинаний и острая жгучая боль пронзила мою грудь. Я не выдержал и закричал, тогда мой рот заткнули кляпом. Дышать стало практически невозможно. Боль в груди переместилась к животу. Я догадался: на моем теле вырезали ритуальные знаки. Наконец, пытка закончилась. Отвязав руки, меня поволокли по лестнице вниз и втолкнули в какое-то помещение, за спиной лязгнула металлическая дверь. Стихли все звуки, пахло сыростью подвала, было абсолютно темно. С трудом я поднялся и встал на колени.
— Вот, Коля, это и есть твоя Гефсимания, — прошептал я разбитыми губами. — Господи, прости меня за это сравнение! Ты, безгрешный и безвинный, брал на Себя огромную ношу там, в Гефсиманском саду, я же по своим грехам получаю то, что заслужил. Но, Господи! Как же тяжело и страшно! Как больно! Помоги мне! Я взываю к Отцу Небесному: да исполнится воля Твоя!
Неожиданно сверху начал струиться странный свет. Казалось, что он был материальным, плотным, так что его можно было пощупать. В сыром затхлом подвале распространилось дивное благоухание. Свет был яркий, но я не видел даже очертаний стен подвала. Казалось, что кроме меня здесь был только свет — и ничего более. Постепенно сияние начало рассеиваться, истончаться подобно туману, и передо мной чудесным образом предстала фигура старца в богатом торжественном одеянии. Я уже несколько раз встречал этого человека за время своего служения сатане. Обычно он препятствовал моим злым делам. Последний раз это было совсем недавно, когда я пытался найти того парня в Олимпийской деревне в Москве.
— Здравствуй Николенька! — голос старца был мягким и ласковым. Николенька — так называла меня бабушка в детстве. Неожиданно из глаз моих хлынули слезы. Дедушка подошел ближе, сел прямо на пол и положил мою голову к себе на грудь. Ладонь незнакомца ласково гладила мою голову, пока я не успокоился. — Тяжело тебе?
— Больно. Все тело болит, сильно!