По Мещёрскому краю

За деревней Взвоз начинаются леса. Исчезли поляны, луга и перелески. Леса, одни леса на десятки, может быть, и сотни километров вокруг. Об этих местах в книге Барановича сказано: «По выходе из озера Мартынова Пра течёт 100 вёрст по низменным, покрытым болотами и лесами местам Рязанского и Спасского уездов. Вода в ней, так же как и в притоках её Кади, Белой и Кокре, красноватого цвета от рудных свойств дна, а к берегам прилегают обширные болота. Заселение по р. Пре, в большей части её течения, самое ничтожное, а левый берег почти необитаем. Близ с. Гришина при стально–инструментальном заводе находится на р. Пре мельница»…

Лешкины глаза снова загорелись фанатическим блеском: ну, разве можно проехать мимо, так ничего и не узнав об этом любопытном заводе, продукция которого в своё время пользовалась всемирной известностью? Но впереди нас ждало разочарование. Ни самого завода, ни даже места, где располагались его деревянные корпуса, мы не нашли. Цепочка почерневших от времени свай возле моста через Пру да странное название деревушки, приютившейся на высоком песчаном косогоре, — вот все, что осталось от некогда знаменитого Гришинского завода.

Более ста лет назад на месте теперешней Рабочей слободы стояли деревянные бараки, в которых жило около шестисот оброчных крестьян, согнанных с окрестных сел для работы на фабрике помещицы Яковлевой. Труд крепостных был дешёвый, энергия Пры, на которой работали кузница, точильни, токарные и полировочные станки, даровая, и фабрика процветала. Из привозного железа, свинца и других материалов мещерские умельцы искусно изготавливали довольно дефицитные для того времени вещи — ножи, ложки, бритвы, тончайшие хирургические инструменты и даже оружие. Превосходно отделанные, изящные и прочные, они пользовались большой популярностью не только в России, но и за границей.

Гришинская стально–инструментальная фабрика в 1843 году получила золотую медаль на выставке в Москве, в 1849 году сохранила право чеканить на своих изделиях государственный герб, что считалось большим почётом. Её продукция неоднократно отмечалась на выставках в Петербурге, Лондоне и других городах. Впоследствии фабрика захирела и пришла в упадок. Но и до сих пор местные ребятишки, купаясь в Пре, нет–нет да и находят в песке старинные сабли и трехгранные штыки от винтовок. Лешка с Сергеем тоже решили попытать счастья. Они разделись и начали нырять на дно в надежде обнаружить хоть какой–нибудь старинный сувенир. Лешке почему–то очень хотелось стать обладателем вилки с государственным гербом Российской империи. Но после того как стремительная Пра едва не сдёрнула с его носа очки, бесплодные эксперименты пришлось прекратить. Дюжины ложек и вилок с государственными гербами остались лежать нетронутыми на песчаном речном дне.

В этот день мы разбили свой лагерь километрах в пяти от Рабочей слободы, на небольшой лесной поляне, круто обрывавшейся к реке. Разбили по всем правилам и даже с некоторыми излишествами.

Какое это всё–таки приятное и чудесное слове «днёвка»! Где–то, снаружи гремят мисками дежурные, чертыхаясь, копается у строптивого костра боцман, а ты лежишь, блаженно потягиваясь, в палатке, и не нужно тебе, словно ошалелому, вскакивать на пронзительный крик адмирала — «Подъём», молниеносно укладывать рюкзаки, нагружать лодку, а потом до боли в плечах грести, грести, грести…

На днёвках все делают не спеша и обстоятельно. Не спеша лечат царапины и раны, не спеша чинят рубахи и штаны, не выдержавшие борьбы с мещерской природой, стирают бельё, варят обед, едят и даже передвигаются как–то лениво и не спеша.

Наши палатки стоят на самом берегу реки, в том месте, где от неё в сторону леса уходит заросшая осокой и кувшинками протока–старое русло Пры. Даже в ветреную погоду здесь тихо и спокойно. В протоке водятся язи и полосатые окуни, по окраске напоминающие адмиральский матрац. Они жадно хватают насадку и дерзко топят поплавок на дно, чем приводят в неистовый восторг наших доморощенных рыбаков. От реки протоку отделяет длинная песчаная коса–наш пляж. В прошлом году её не было, а сейчас она протянулась вдоль реки узеньким саблевидным островком, перегородив путь в протоку. Оттуда целый день раздаются крики и визги — это адмирал «приучает» к воде не умеющих плавать членов флотилии. В таких случаях Лешка с Владиком сматывают удочки и, чертыхаясь, идут искать более тихие места для рыбной ловли.

От нашего лагеря вдоль протоки бежит, извиваясь, лесная стёжка, усыпанная сосновыми шишками и пахучими иголками. Во многих местах прямо на ней попадаются норы, вырытые бобрами. Эта маленькая стёжка с утра будоражит наше воображение. Нам почему–то кажется, что если пойти по ней, то она обязательно приведёт к какому–то очень интересному и любопытному месту: может быть, к шалашу смолокуров, почему–то представляющемуся нам в виде старинного индейского вигвама из романов Фенимора Купера, или к домику рыбака, а может быть, и к отдалённому табору колхозных косарей, затерявшемуся среди необъятных мещерских мшар.