По-настоящему

– Один обещает любить до гроба и зовёт замуж, а потом верит поклёпам и даже не желает получить от тебя объяснения, второй – делает никому не нужную глупость, а ты всё знаешь и молчишь больше месяца…

– Я не молчу. Я ему написала!

– Долго же собиралась!

– Как могла. Ну и что теперь, Дим? Он получил письмо десять дней назад! И никакой реакции. Я всё время думаю: как так можно? Вот как? Он даже не захотел разобраться. Он даже не позвонил с тех пор ни разу. «Поздравляю, ты свободна». И всё.

– И теперь ты гордо молчишь.

– Я просто не хочу начинать всё сначала.

– Но у вас было чувство!

– Наверное, у Стёпы оно было слишком хрупким, раз не выдержало одного-единственного письма с размытыми фотографиями…

Мы снова замолчали.

– Как думаешь, то, что я встречаюсь с Олей, – это ведь не предательство?

– Конечно, нет. Это нормально. Ты ведь живой.

– Если б мне кто-то год назад сказал, что так будет, – ни за что не поверил бы…

И я бы не поверила…

25 октября 2000

Вытащила из почтового ящика конверт. Без обратного адреса, без моего адреса – только надпись: «МАРИНЕ». В конверте лежали кусочек фотоплёнки и записка.

(Вложен маленький листок в клетку, вырванный из блокнота)

«Марина!

Если ты получила это письмо – значит, я уже в Германии и мне сделали операцию. Я просто хочу ещё раз попросить прощения. Я написал Степану и рассказал ему всё. И отдаю тебе негативы тех самых фотографий. Делай с ними что хочешь.

М.»

1 ноября 2000

Звонил Стёпа. На сотовый. Я не взяла трубку. Написала уже четыре контрольных и большую часть курсовой.

4 ноября 2000

Сегодня вечером ходили с Олегом в театр. Он был так настойчив, что отказать я уже не могла. Смотрели «С любимыми не расставайтесь», это премьера. Очень красивый спектакль, яркий, на сцене много актеров, у каждого своя маленькая пьеска… Но чего же мне стоило сдерживать слёзы – и как всё это похоже на жизнь…

Да, я запретила себе писать о нём, я стараюсь не думать, не вспоминать, но вот сегодня – этот спектакль, и как будто вскрыли старую рану… Олег был очень мил, вежлив, открывал двери, подал пальто, а после спектакля мы прогулялись с ним по набережной, и в мягком свете фонарей всё казалось мне таким нереальным, таким красивым… Но я каждую секунду вспоминала: здесь мы шли со Стёпой, здесь целовались в первый раз, весной, здесь говорили друг другу какие-то приятные глупости. И я всё время боялась назвать Олега Стёпой…

9 ноября 2000

Сдала первые два экзамена на журфаке – «Основы журналистики» и «Теорию литературы». На «отлично». Сдавала один на один с преподавателями – даже билеты вытягивать не пришлось, они просто гоняли каждый по своему курсу. Не было шансов сдать, если что-то не прочитала…

10 ноября 2000

Дома разразился страшный скандал.

Папа узнал, что я учусь на журфаке.

Вчера, на радостях, что сдала экзамены, я оставила на столе зачётку. Точнее, две зачётки – одну на другой. Ушла рано: мне надо было до занятий успеть в поликлинику за справкой в бассейн. А папа зачем-то заходил в мою комнату и увидел… Вечером, когда я ехала домой из очередной библиотеки, пришла эсэмэска от Димы: «Roditeli znaut pro zhurfak, budet skandal». Внутренне сжавшись, я приготовилась к неизбежному. Когда я вошла в квартиру, всё было, как мне показалось, тихо. Родители и брат ужинали. Я села за стол, мама поставила передо мной тарелку, но едва я начала есть, папа не выдержал:

– Скажи-ка мне, дочь, с каких пор ты нас обманываешь?

– Серёж, не надо, пусть поест сначала, – осторожно попыталась остановить его мама. Но это было уже невозможно.

– Нет уж, пусть сейчас признается!

– Мариша, мы всё знаем, – мягко сказала мама. – Папа нашёл зачётку.

– Я, конечно, рад твоим академическим успехам, Марина. – Папа явно старался держать себя в руках, но удавалось плохо. – Однако не в этой специальности. Как ты только додумалась поступить в два вуза? Зачем тебе эта профессия? Эти нервы дополнительные?

– Папа, я хочу получить два образования, а потом решить, по которой из двух специальностей буду работать, – твёрдо сказала я.

– Ты хоть знаешь, что журналистику называют второй древнейшей профессией? Что журналист – это та же проститутка, только более дорогая? Я не допущу, чтобы моя дочь стала шлюхой!

Я встала из-за стола.

– Всем спасибо.

Прошла в комнату и очень спокойно достала свою старую спортивную сумку. Сложила туда необходимые книги, два комплекта белья и колготок, свежую блузку и водолазку, а также обе зачётные книжки. Затем надела пальто, шапочку, шарф, взяла перчатки и вышла из квартиры.

– Марин, ты что, ты куда? – бросился за мной Димка.

– Не знаю. Куда-нибудь.

Конечно, я знала. Конечно, к Оле.

– Не надо, они с ума сойдут.