По остывшим следам [Записки следователя Плетнева]

— Ухов, вам надо менять позицию, надо начинать рассказывать. Ведь девушки не врут. Судя по всему, у вас с ними были хорошие отношения.

— Что рассказывать-то? — встрепенулся Гришка.

— Как и где взяли бусы, которые дарили.

— А если я их не брал?

— Девчата же четко сказали…

— Мало ли что они сказали? Может, им кого-то другого надо выручить…

— И поэтому они решили именно вас оговорить?

— А почему бы и нет?

— Так не бывает. Вы бы так поступили? Почему же вы считаете их хуже себя?

— Не воровал я…

— Никто и не утверждает, что вы вор. Меня интересует: где, как и когда вы приобрели бусы?

— Я еще раз говорю: никаких бус я в глаза не видел, никому их не дарил.

Мне начинало надоедать это топтание на месте. Я решил поговорить с Уховым о его жизни. Выяснилось, что родился Григорий на Новгородчине. Ему было семь лет, когда началась война. Родителей он не помнил, рос и воспитывался в детском доме, в Ташкенте, там и научился играть на баяне. Из школьных предметов больше всего любил ботанику, зачитывался книгами о селекции растений и селекционерах, сам мечтал пойти по их стопам и даже работал на какой-то опытной станции, но был призван в армию, потом затосковал по родине и вот приехал сюда. Вспомнив про детский дом, Ухов бросил:

— Все почему-то думают: раз детдомовский, значит, вор. И вы так решили. Не вор я!

— Тем лучше. Но откуда же все-таки бусы?

— Я ничего о бусах не знаю…

— Нет, знаете, Ухов, и если бы все, что связано с ними, было честно, вы рассказали бы, где их взяли…

— А у вас, в вашей жизни все было честно? — вдруг спросил Ухов, — Скажите правду!

Я растерялся. У меня появилась возможность поговорить с Уховым по душам, но для этого надо было открыться сначала мне самому. Только тогда я мог претендовать на взаимную откровенность. Вместе с тем я знал: излишняя доверчивость опасна, и чем меньше допрашиваемые знают о твоей жизни, тем лучше. Теперь интуиция подсказала мне, что от этого правила нужно отойти…

— Вы говорите, что мечтали стать селекционером? — спросил я Ухова.

Гришка удивленно посмотрел на меня.

— А о Бербанке вы что-нибудь знаете? — продолжал я.

— Американец, самоучка, вывел сливу без косточки, кактус без колючек, голубой мак…

— Вот об этом самоучке я и расскажу вам, а заодно и о себе. Годы войны я провел в эвакуации, на Севере. Был тогда мальчишкой, учился в школе. Учительница, которая преподавала основы дарвинизма, частенько поручала нам делать доклады. Однажды и мне она дала такое поручение. Я должен был подготовить доклад о Лютере Бербанке, минут на пятнадцать. В учебнике ничего о Бербанке не было, но я решил, что литературу найду, и не торопился. Когда до урока основ дарвинизма остался один день, я пошел в читальный зал городской библиотеки. Из-за отсутствия дров он был холодным и пустым. Сведения о Бербанке я нашел только в энциклопедии, стал выписывать их, но замерз и, не долго думая, вырвал лист со статьей о нем.

Оказалось, что заведующая читальным залом наблюдала за мной. Как только я сунул вырванный лист в карман, она подошла ко мне, схватила за руку и потребовала, чтобы я отдал его. Потом стала вызывать милицию, но в тот день отоваривались продовольственные карточки, и вся милиция была в магазинах. Заведующая отпустила меня, пригрозив сообщить о моем поступке в школу. Однако я опередил ее и сам рассказал о нем учительнице. Учительница поставила мне двойку, пропесочила, как могла, на том дело и кончилось. Получилось, что правда, даже горькая, лучше лжи. Это, в общем-то, старая истина…

Когда я замолчал, Ухов попросил разрешения закурить, чиркнул спичкой и долго смотрел, как огонек подбирался по ней к пальцам, потом бросил скрюченный уголек в мусорную корзину.

— Вот видите… Но я не вор. Бусы украл не я.

— Кто, же?!

— Не знаю…

Я почувствовал себя так, как будто мне плюнули в лицо. «Дурак, дурак! — мелькнуло у меня в голове. — Перед кем разоткровенничался?!»

— Кто украл бусы, не знаю, — повторил Гришка, затянувшись. — Могу только сказать, кто дал их мне. Три снизки — Генка Рябой, Рябчиков, и две — узбек… как его? Рашид. Сулейманходжаев.

— А они где их взяли?

— Это у них спросите.

— Сами-то как предполагаете?