По прозванью человеки

Старый кэб закатного цвета ржавого.Сторроу-Драйв. Из русских краёв таксист.И всё те же песни Тимура Шаова,да налип на «дворник» зелёный лист.Дождь и град смешались в такое крошево,что, ей-богу, Бостон не стоит месс…И чернеют тучи, как кляксы Роршахана нависшем своде стальных небес.Занесла ж меня в этот кэб нелёгкая!Я же мог бы выбрать другой, поди…

Не бубни, таксист, о проблемах, окая,да потише сделай свои CD.Поражай другого своими темамии кляни бурлацки свою баржу…Да, у нас с тобою похожи демоны,только я своих при себе держу.Разве что — в стихи, непрямой наводкою,я гоню их ближе к Большой Земле…Еле слышно тянет лучком с селёдкоюот салона старого «Шевроле».

Недосказанное

В то время и в средних широтах гуляли пассаты,в то время деревья, как водится, были большими…Размеренный пульс окончания семидесятыхстучал, как поздней нам сказали, в застойном режиме.Уже д'Артаньян возвратил королеве подвески,и Гоголь уже написал о летающей панне…Я помню девчонку с мальчишкой. Обычных. Советских.Живых, остроумных и слывших душою компаний.Им были ещё неизвестны объятия сплина;

для них в партитуре нашлись энергичные ноты:они хохотали и пили дешёвые вина,они бесподобно умели травить анекдоты.Но только они попадали в одно помещенье —как будто бы свет выключался в большом кинозале…Планета на эти часы прекращала вращенье,и словно по прихоти мага, слова исчезали.И воздух сгущался, как жар вулканической Этны;Они замирали, друг друга коснувшись случайно…Меж ними струилось молчанье, как дым сигаретный,

и всем очевидна была их неловкая тайна.А рядом — горбушки, стаканы да шпроты. Аскеза.А рядом — лились из колонок битловские нотки…Но стоила мессы их странная кома together,смесь боли и счастья, смятенный отрезок короткий.Любовь и такою бывает — пугливее лани.И тех, кто в себе её носит, никто не осудит…Полгода спустя он бессмысленно сгинет в Афгане.Она выйдет замуж.Но помнить, наверное, будет.

Осень двух континентов