По прозванью человеки

Давным-давно — считай, в палеозое —я Старый Свет сменил на Новый Свет.Поладил и со штилем, и с грозою, как всякийжизнелюб и жизневед. Я не попал в две сотни«самых» в «Форбсе», кумира не творил ни изкого. Зато не стал я и осадком в морсе. Застылв серёдке. Словно большинство. Смотрел киноКар Вая и Ван Занта, мирил в душе Америку иРусь и — как-то жил. Без антидепрессанта, чемдо сих пор застенчиво горжусь. Не собирал яни значков, ни нэцке, семейство — рядом, иотец, и мать… Но вот друзей — полузабытых,детских — мне почему-то стало не хватать. Язнал об их путях — из Интернета, из бойкихвпечатлений третьих лиц… Не так уж наша

велика планета, по сообщеньям перелётныхптиц. И, побродив с кредиткою в онлайне дазаплатив положенный калым, я причастилсяк изощрённой тайне грядущей встречи сосвоим былым. Спустя лишь месяц — словнофото в раме: дождался я. Готов. Смотрите все.Баулы с неданайскими дарами и самолёт навзлётной полосе.Ещё чуть-чуть — и разойдутся тучи. Я в мысляхвесь полет прокоротал… Мой первый друг —неистово раскручен: машины, нефтебизнес,драгметалл, евроремонт, Армани, дом, охрана…Немыслимо. Практически астрал.И вспоминать сегодня как-то странно, что впрошлом я с ним в шахматы играл. Он с детствабыл застрельщиком. Буяном. Повсюду — в

эпицентре. На волне. И в детских играх был онд'Артаньяном (меня Атос устраивал вполне).Потом он встретил Люду (или Лиду?), зачем-топереехал в Краснодар, ну а потом совсем исчезиз виду. Ушел в подполье. Обманул радар. Адруг второй всегда был честным парнем. Онничего не делал впопыхах. Пахал руками. Похлебопекарням, конвейерам и сборочным це —хам. Был молчуном. Зависимым. Ведомым. Ав шахматах — любил менять ферзей. Зато всегдамужским был верен догмам и рвать готов былглотки за друзей. Он был не мушкетёр, скорейБрюс Виллис, без тени страха он глядел вотьму… Мы как-то незаметно отдалились, и я ужене вспомню, почему. Ведь память выцветает,

как обои; стирается, как в поле башмаки…Но я при встрече не узнал обоих.Передо мной стояли чужаки.Мы две недели видели друг друга. Мыбражничали, словно короли. Но вырваться иззамкнутого круга неузнаванья так и не смогли.Мы были рядом, три большие тени, мыпроводили вместе каждый день. Я надарил имвсякой дребедени, они свою дарили дребедень.Мы время жгли — от тоста и до тоста, и вдушах прорастали навсегда живые метастазынеудобства, потери, безразличья и стыда. Амы всё заглушали. Пили-ели, простой мироквоссоздавая свой… Слова «А помнишь?!..» намза две недели обрыдли так, что хоть ты волкомвой. Мы предавались праздным развлеченьям:

ходили в бары, слушали «металл»…И в первый раз вздохнули с облегченьем в тотдень, когда назад я улетал.Здесь — место для рекламы. И морали. Хоть,может, то, и это — ни к чему. Мы первый таймнеплохо отыграли. Что во втором — не ясноникому. Уходит время, глупо и недужно, оноуже кончается почти… И видеть то, как умираетдружба, невыносимо, как ты ни крути. Нас изкакого б ни месили теста, добавив вдовольсвета или тьмы, мы — функции от времени иместа. Другие времена — другие мы.«Друзьями» мы зовём себя отважно, по тонкойнитке времени скользя…Нельзя в одну и ту же реку — дважды.И до чего ж обидно, что нельзя.