По серебряному следу. Дворец из стекла

– Я вижу, как она на тебя смотрит. А ты – на нее.

Что ей ответить? Да, я люблю Шестнадцатую. Сам не знаю почему? Он взял серебряную вилку, заждавшуюся рядом с серебряной тарелкой.

– Игроку не следовало приводить тебя сюда. Ты ненавидишь этот мир. Я отведу тебя назад, как и обещал.

Он и сам понимал, как нелепо прозвучали его слова. К тому же он не ответил на вопрос.

– Остаться или уйти – это мне решать, разве нет?

Налитое слугой красное вино было крепким, и костюм его резко чернел на фоне белой скатерти. Белый, красный, черный… Цвета из сказок.

Клара вытерла салфеткой губы.

– Она ведь не человек, да? Она меняла лица. Думала, я не вижу. Игрок говорит, что она в родстве с феями и что ты не виноват. Что в нее все мужчины влюбляются.

В родстве с феями? Фей больше нет. Но как ей это объяснить, не рассказывая всего? Что он убил, потому что его толкнул на это Игрок. Мы пришли в отчаяние. Где кончается правда и начинается ложь? Уиллу почудилось, что он слышит шепот книг на стеллажах. На свете тысячи историй, Уилл Бесшабашный. Как ты собираешься определять, какая правдивая? Что, если все они правдивые?

Клара отложила салфетку.

– Уилл, в этом мире другие правила. Разве с самого начала было иначе? Все, что мы, как нам кажется, знаем, здесь не годится. Однажды мы уже возвращались, чтобы забыть, что здесь произошло. Но это произошло. У тебя вновь кожа из камня, и любишь ты другую.

Она встала.

– Игрок помог мне, когда ты пропал. Он был рядом, ничего не требуя взамен. Он умен и мудр, и я могу многому у него научиться. Я не вернусь.

Слуга открыл перед ней дверь.

Прежде чем выйти в коридор, она еще раз обернулась:

– Тебе стоит поговорить с ним о своей матери. Он чудесно говорит о ней. С ума сойти. Мне только сейчас вспомнилось, что я несколько раз видела его в больнице сидящим у ее постели. Он говорит, что пытался вылечить ее, но она психологически так и не оправилась от того, что твой отец ей изменил. Это ее в конце концов и убило.

Она ушла, и Уилл не успел ничего возразить.

23

Серебряная камера

О, с Бесшабашным не церемонились, но палач почти не оставлял следов. Лорды Ониксы восхитились бы его мастерством. Каждый раз, прежде чем забрать снова, его на несколько часов оставляли в покое: он им нужен живым. Но даже в это время Неррону мало что удавалось из него вытащить.

– Они хотят знать, где Лиса.

– Зачем?

– Думаешь, они мне об этом сообщили? Они не знают, где она. Это все, что меня интересует.

– А что с твоим братом? Он тоже здесь? Они его поймали?

Качает головой:

– Не думаю. Никого из остальных здесь нет.

Прекрасно. Неррон пытался убедить себя, что это в любом случае хорошо, но старался не думать о том, как там Щенок, совсем один в большом яростном мире, а тем паче – рядом с Шестнадцатой. Похоже, она все-таки не сдала его своему создателю, потому как Неррона с Бесшабашным, несомненно, похитил он. Они-то ничего не помнили, но на приносящего им еду голема – да, это точно был голем – его серебряный хозяин производил до того сильное впечатление, что он только о нем и говорил. Игрок! Удивительно, что голем не выцарапал у себя на глиняном лбу имени хозяина! Все они были големы: надзиратели, стража… «Смотри-ка, – казалось, говорил их взгляд, когда они с нескрываемым любопытством таращились на Неррона. – Не больно-то ты от нас и отличаешься, гоил. Камень, глина – какая разница?!» Неррон охотно объяснил бы им, в чем разница, заехав каменным кулаком в их глиняные лица, но был слишком благодарен за то, что его пока только мурыжат в камере. Один из големов утверждал, будто гоил угодил сюда просто по ошибке. Это, мол, как-то связано с ведьмой-вороной и призрачным лесом. Големы… Лорды Ониксы какое-то время экспериментировали с производством глиняных рабов, но все они оказывались бесполезными по причине глупости. Здешние такого впечатления не производили, хотя их лица, отражаясь в гладких серебряных стенах камеры, выглядели еще более грубыми и незавершенными.

Неррон пока не видел ничего, кроме этих стен, а Бесшабашный рассказывал только о бесконечных коридорах и еще одном серебряном помещении без окон. Когда стражники приводили его назад в камеру, металл раздвигался как занавес, а когда они уходили, смыкался вновь. Тысячу раз Неррон проводил по нему рукой, постукивал, бил, бормотал волшебные открывающие заклинания на таком количестве наречий, что язык себе намозолил… Стена не открывалась, и – что раздражало больше всего – все, что отражалось в серебре, застревало там практически до бесконечности. Неррон видел на стенах уже сотни собственных лиц… дьявольский способ изматывать заключенных. С мерцающей поверхности металла на него, рассеиваясь с большой неохотой, неотрывно смотрели вся его ярость, изнеможение, малейший страх. Утешало его лишь то, что Бесшабашному приходилось еще хуже.