В камере пахло свежим цементом, а ее стены еще оставались безупречно серыми: никаких сделанных в отчаянии зарубок для подсчета дней и ночей, никаких имен, сообщавших о прежних арестантах и их страхе быть забытыми. Гоилы перевели Джекоба, как только выудили вместе с Хентцау и принцем из затопленных казематов старой тюрьмы. Когда его вели сюда, он пытался сосчитать камеры, но быстро сдался. Они как колодцы тянулись вдоль вымощенных яшмой дорожек для охранников – бесконечные ряды каменных ям, лишь сверху перекрытых решетками. Весьма эффективный способ содержать заключенных под стражей – и изолировать друг от друга.
Джекоб по-прежнему не догадывался, каким образом Лиса и Хидео устроили потоп в императорских казематах, но стражники вынудили гоилов освободить все камеры в самых нижних подвалах. По прикидкам Джекоба, они перевели около пятидесяти заключенных – даже если камеры-ямы и внушали стойкое ощущение, что ты здесь, внизу, единственное живое существо. Даже гоилы-надзиратели, спускавшие еду сквозь прутья решетки, казались лишь силуэтами во тьме, безликими, как голоса, что он иногда слышал вдали.
Он попытался разговорить надзирателей, но ни оскорбления, ни обманные заверения, что у него есть важная информация о событиях, которые привели к его переводу сюда, никакого эффекта не возымели. Даже големы Игрока были общительнее. И вот Джекоб заполнял тишину в своей открытой каменной могиле звуком собственных шагов, рисуя в воображении, как выглядела Лиска, когда стояла у его камеры, невидимая для его никчемных глаз, – ни голоса услышать, ни дотронуться, за исключением нескольких мимолетных моментов, когда он почувствовал ее пальцы и его рука на ощупь нашла ее тело.
Она ведь была там, верно?
Лиса. Он хватал руками воздух, будто таким образом вновь мог ощутить ее тепло, но ее здесь не было, а он – всего лишь приманка для своего брата, хранящаяся в каменной яме, как червяк в ржавой жестянке рыбака. И возможно, он скоро выдаст гоилам, как завоевать еще один мир, ведь в пытках они разбираются еще лучше, чем уродливый ольховый эльф. Поможет ли мысль о том, что отец так и не рассказал гоилам о зеркалах, хотя было много оснований называть Джона Бесшабашного трусом?
Джекоб пнул ногой безупречно серую стену, хотя от этого еще больше чувствовал себя беспомощным идиотом.
– Что думаешь, Бесшабашный, твой нефритовый брат уже на пути сюда?
Голос раздался из камеры-ямы по левую руку от него. Он слышал его и раньше, в других застенках, где еще были лица. Но, даже не видя лица, было понятно, что он принадлежит человекогоилу. Их голоса были выше, чем у гоилов, но грубее, чем людские. Так звучал голос Уилла, с тех пор как в коже у него пророс нефрит.
– Думаю, охотник за сокровищами с нашим братом не разговаривает, Марс.
Ага, вот и имя. О Марсе Джекоб уже слышал. Предводители восставших человекогоилов любили брать имена древних богов. Марс был предводителем почти пятитысячной армии, что, мародерствуя, кочевала по северным территориям гоилов. Возникло уже около дюжины таких банд, все численностью свыше тысячи человек и печально известные своей жестокостью. Абсолютное бесстрашие и колоссальная физическая сила, дарованные проклятием Феи, превращали их в опасных противников. Слишком уж хорошо помнил Джекоб схватку с Уиллом в императорском дворце Виенны. Шансов у него не было. Но Кмен, будучи выдающимся стратегом, успешно одолевал их с помощью им подобных. Гоилы с самого начала брали человекогоилов в свои армии, в то время как люди безжалостно преследовали созданный проклятием Фей новый вид, а тех, кто пытался вернуться к прежней жизни, сжигали живьем.
– Что ты имеешь против нас, Бесшабашный? – По голосу Марса было понятно: он привык, что ему отвечают. – Твой брат – один из нас.
Его брат. Что бы они сказали, поведай он им, что отец Уилла – бессмертный, а сам он из другого мира? И почему бы уж заодно не рассказать им и о зеркале? Это обеспечит его миру еще больше восхитительных визитеров.
– И все-таки, Марс, я вас терпеть не могу! – крикнул он в сторону решетки. – Не выношу что вас, что гоилов.