По следам лунного затмения

Книгу в такой обложке не хочется даже и в руки брать. Но как скажешь об этом? Ляле и без того несладко. Надо как-то смягчить свое мнение. Поддержать ее. С трудом подбирая слова, Лара написала очередное «дипломатичное» письмо. В конце все-таки не выдержала и вновь поделилась сомнениями: не сдать ли ей самой на попятный, пока не поздно?

«Спасибо, сестра! – ответила Ляля. – Я знала, что на тебя можно положиться».

Ты не думай, в остальном они не монстры какие-нибудь. И с ними вполне можно договориться. Это я сглупила: не включила в договор пункт об обязательном согласовании макета обложки с автором. Побоялась спугнуть их излишней требовательностью. Они могли и взбрыкнуть. Вот теперь пожинаю… а ты попробуй, включи в договор такой пункт.

Куда ты опять навострилась? Думаешь, в других издательствах будет лучше? Там еще и текст тебе покромсают, и название присобачат какое им вздумается, а вовсе не то, что являлось тебе в снах. Да к тому же молчат у тебя все другие издательства, сама говоришь. Это единственный великий шанс за много лет, нельзя его упускать!»

Лара послушалась Лялиного совета, и вскоре пришел ответ от издательства «Закрома»:

«Лара, принимается всё, кроме пункта про обложку. На это мы пойти не можем, поскольку издательство несет коммерческий риск. Надеемся на понимание».

«Ну что ж, – философски заключила Ляля, – вполне ожидаемый ответ. Но попробовать стоило. Ничего, вот раскрутимся, и, глядишь, мы уже будем ставить условия, а не они! А эти еще локти будут кусать, что в грош нас не ставили, когда мы переметнемся к их более прозорливым конкурентам! Но для этого надо сначала… ну, я даже не знаю что… «близнецовый» роман написать, конкурс выиграть, засветиться на «Млечном Пути» (оцени, как звучит!) Ничего, прорвемся! Вместе мы – сила!»

Без всякого воодушевления, безучастно и почти машинально, Лара подписала договор и отправила его почтой в издательство «Закрома». Пути назад не было.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, она принялась рассказывать Ляле о своем увлечении литературным переводом. «…Перевела с английского несколько книг. Это точно никому не нужно, просто для себя. А недавно и поэзию попробовала переводить. Поэму Вордсворта «Люси». Ту самую, где есть такие строчки, мои любимые:

«Она в безвестности жила,

И знаю только я

О том, что Люси умерла,

И с ней – душа моя!»

«Сама я давно мечтаю перевести что-нибудь заковыристое и одновременно известное, чтобы с мэтрами посостязаться, да только время всё никак выкроить не могу, – отозвалась Ляля. – Недавно в одном журнале мне попалась статья про «Сонет 66» Шекспира. Ну, знаешь, который «Tired with all these». Уж очень сложные для перевода, мол, последние две строчки, уже столько переводчиков полегло в неравной борьбе с ними – и не сосчитать! Никому они не даются.

Вот посмотри, какие есть концовки. Самый известный перевод Пастернака:

Измучась всем, не стал бы жить и дня,

Да другу трудно будет без меня.

Те же строки в переводе Маршака:

Все мерзостно, что вижу я вокруг…

Но как тебя покинуть, милый друг!

А что, сестра, давай устроим литературную дуэль на сонетах Шекспира? Как раз на этом «Сонете 66». Завтра День защитника Отечества, отметим его так! В назначенный час выйдем в сеть и обменяемся своими переводами…

Видишь, как интересно получается: ты бросила перчатку, я подобрала ее, выбрала оружие… Очень спонтанно и красиво всё разворачивается, так что, думаю, этот джентльменский спор еще войдет в наш «близнецовый» роман. Осталось только решить, как победителя будем выбирать. Нужно разработать какую-то систему оценки, что ли…»

И Лара, проштудировав статьи в интернете, разработала систему оценки по десятибалльной шкале, согласно которой надо было учесть сохранение анафоры, антитезы, общей стилистики текста, и, разумеется, оценить рифмы и лексику.

«Какой ужас! – отозвалась Ляля. – Я же дилетант, я так не смогу!»

«Я тоже дилетант, – успокоила ее Лара. – И даже хуже того. Никогда не думала, что буду заниматься поэтическими переводами. Я и стихи-то не писала раньше. Это всё Саймон из «Дождемся лунного затмения». Этот «милый мальчик» проявил невероятное своеволие! Я хотела сделать его писателем, но довольно скоро поняла, что дело тут пропащее. Не желал он писать прозу, только стихи! Скрепя сердце, я принялась за опыты, и сочинила для Саймона несколько стихотворений. Конечно, они получились слишком уж «детскими», но я подумала, что для его возраста сойдет.

С тех пор я задаюсь вопросом: могут ли персонажи настолько влиять на автора, что он под этим влиянием приобретает черты, доселе ему не свойственные? Или эти черты всё же присутствовали в авторе изначально, но дремали под спудом, что называется, и лишь работа над образом персонажа помогла ему познакомиться с этой неизведанной частью личности? Я думаю, скорее все-таки второе…»