– Только что, старый дуралей, докумекал. Когда отраву здесь отыскивал, что-то в моей головушке шевельнулось. Если б сразу проняло!.. Но теперь ругай себя, не ругай… – он повёл лохматыми бровями. – Время упущено.
– И что же следует из ваших глубокомысленных размышлений?
– А вот приедем, узнаешь.
– Уж не хотите ли вы сказать?..
– Вот именно.
– Тогда готовьтесь на выход. Подъезжаем.
– Уже?
Семёнов встретил нас у квартиры Дзикановских и бросился открывать дверцу «воронка» перед старшим следователем. Но Федонин, злой, как полсотни диких псов, пнул дверцу ногой так, что та сама распахнулась, и выбрался из машины без посторонней помощи. Он и выглядел свирепо, близко не хотелось подходить. Мы старались не смотреть друг на друга и со стороны похожи были, наверное, на двух разодравшихся пингвинов. Особенно старый лис, когда он отстранил Семёнова и решительно закосолапил от входной двери вдоль стены дома. Я, не раздумывая, проследовал за ним. Так, под пристальные взгляды оперативника, взиравшего на нас с удивлением и испугом, мы друг за другом протопали медленно и сосредоточенно вдоль внешней стороны стен квартиры Дзикановских. Я старался не упускать из вида всё, на что он обращал свой строгий взгляд. Что он искал, известно было ему одному, но вскоре краешек догадки коснулся и меня, но, ещё сомневаясь, посчитал я лучшим держать рот на замке. Не верилось в его затею. Уж больно выглядело всё неправдоподобно, как в бульварных детективах.
Закончив со стенами и местностью около них, таким же образом мы обследовали весь внутренний дворик, потом вышли за ворота и оттуда отправились озирать местность возле стен, выходящих на улицу. У Дзикановских на улицу выходила одна стенка с маленьким оконцем. Это было кухонное окно, задёрнутое занавеской; оно тускло светилось; не удержавшись, я заглянул в щёлку, но тут же отпрянул: подперев голову обеими руками на меня в упор смотрело, вы не поверите, прямо-таки сова – круглое лицо той самой особы, турчанки или иранки по имени Мирчал, поражало оно тяжёлой скорбью и отчаянием, губы плотно сжаты, глаза закатились в чёрных глазницах. Рядом у керосиновой лампы сидел капитан Донсков и что-то ей говорил. Он был ко мне вполоборота, но я видел, как зло дёргался его рот. Над женщиной возвышался старший лейтенант Фоменко с автоматом наперевес. Кулак Донскова равномерно ударялся по крышке стола, но стука я не слышал, только лампа дрожала и помигивала, нещадно коптя. Но никто этого не замечал.
– Иди-ка сюда, друг мой сердечный, – позвал меня Федонин, но младший лейтенант опередил и уже поедал глазами старшего следователя, готовый исполнить любое его указание.
Старый лис пнул ногой деревянный щит, обитый ржавым железом. Куча сухих листьев и мусора отлетела в сторону, и щит оказался крышкой весьма объёмного люка, а мой чуткий на аллергию нос тут же уловил посторонний запах.
– Вот! – снисходительно взглянул Федонин на меня с видом победителя и губы поджал, больше ничего не добавив.
Семёнов, догадавшись, что от него требуется, уже возился с крышкой, пытаясь её открыть. Мешал заржавленный замок. Несколько ударов каблуком ботинка хватило, чтобы младший лейтенант преодолел препятствие, он нагнулся, поднатужился, и крышка сдвинулась. Семёнов сунулся в открывшуюся тёмную пустоту.
– Чем пахнет? – спросил Федонин.
– Сухо.
– А ещё чего? Ты посвети получше фонариком, – величаво подсказал старый лис.
– Лестница тут деревянная, – подал голос Семёнов. – И дымком попахивает.
– Дымом? Точно! Так и должно быть. Жгли чего-то…
– Вроде. Снизу в нос ударяет, – Семёнов уже готов был ринуться по лестнице вниз.
– Стоп, боец! – опередил его Федонин. – Как бы она под тобой не развалилась. А это, брат, улика! – он многозначительно поднял большой палец вверх. – Следок! Где-то что-то жгли… что-то уничтожали… Ты здесь карауль. У крышки. Кто знает? Вдруг я на этот раз не ошибусь.
И Федонин решительно направился во двор и также решительно распахнул дверь в квартиру Дзикановских. От стола навстречу бросился Донсков:
– Долго же вы добирались, – успел сказать он, но старший следователь, не задерживаясь особо, занял его место на стуле напротив женщины, осторожно коснулся её ладошкой, словно пробуждая от тяжёлого сна, а когда она подняла на него свои совиные огромные глаза, тихо и миролюбиво проговорил:
– Прошу простить меня, любезная Мирчал, я представляю здесь прокурора области…
Женщина молчала, но жизнь мелькнула в её пустых глазах, а боль и страх сменились едва заметным любопытством.
– Если вы хотите увидеть ещё живым вашего… патрона, – ничего лучше Федонин, запнувшись, видимо, не подобрал, – советую вам показать вход в подполье…
Женщина вздрогнула, выдав себя, и, поняв это, смутилась.
– …иначе я прикажу вскрывать весь пол, – твёрже закончил Федонин. – Тогда уже вы будете виновны в смерти Викентия Игнатьевича. Успел он принять яд?
Это прозвучало неожиданно не только для всех нас.
– Нет! – вскрикнула женщина и, вцепившись в Федонина обеими руками, затряслась в громких рыданиях.