По следу Каина

И я принёс из своего сейфа несколько пожелтевших потрескавшихся фотографий, на которых хмурая группа мужчин в запоминавшейся форме строго взирала перед собой и, кажется, дальше вперёд, и никуда не сворачивая.

– Это из альбомов Аркадия Викентьевича Дзикановского? – вскинул на меня глаза Федонин.

– Так точно, – положил я фотографии перед старушкой. – Донсков изъял у него на квартире при обыске.

– И что тебя заинтересовало?

– Ивелина Терентьевна, – попросил я старушку и сам почувствовал, как напряглась она вся, как буквально вцепилась глазами в фотки. – Ваш муж пишет в тетрадке, что в Ижму приезжал земляк, сотрудник губчека, допрашивал и его, и Стефановского. Посмотрите, нет этого человека на фотографиях?

– А вот он глазастый! – ткнула пальцем, не раздумывая, старушка так быстро, что мы с Федониным переглянулись. – И трубка с табачищем та же! Я его век не забуду. Он же и меня мучил своими вопросами. Всё про крест архиерея Митрофана допытывался.

– Викентий Игнатьевич! – в один голос выдохнули мы.

Глава X

– Калякай, циклоп, – почти дружелюбно встретил на пороге одноглазого приятеля долговязый Прыщевский, с опаской открыв дверь по условному стуку. – По роже твоей довольной за версту видно, что добрую весть наконец притаранил.

– Дай пройти, – упёрся ему локтем в грудь Жучков, плотный коренастый мужичок, сверкнув единственным глазом, полным гнева. – Нет, поднести пивка, обнять товарища. Весь день не жрамши.

– С тебя будет, – хмыкнул тот, лениво уступая и отодвигаясь к косяку, а из коридора внутрь дома крикнул зычно. – Заявился, Матвей Спиридонович, наш гуляка! А вы все глаза проглядели.

– Что делает-то? – подмигнул одноглазый приятелю. – Небось всё лается?

– Дубы смолит да к стенке ставит, – выругался тот и подтолкнул его в спину. – Выкладывай, что разнюхал.

– Злой ещё, как собака? – не унимался тот.

– Иди, иди! – нарочито громко выкрикнул Прыщевский, не реагируя на намёк. – Потом спрашивать будешь. Натворил дел.

– А ты не при чём? С тобой же были! – огрызнулся совсем обидевшись Жучок. – Сам за спину, и на меня телегу катишь?

– Ну чего грызётесь? – вышел к ним навстречу Князев, бровей не подымая, насупившись, кулаки в карманах из штанин выпирают, готовые в ход в любую секунду. – Где скитался до ночи? Нализался опять?

– Трезв, – сжался в комок Жучок и носом шмыгнул, как провинившийся мальчишка. – К вам с чем ни приди, всё не гож.

– Да за те проделки вас обоих прибить следовало!

– Что ж вспоминать? Повинился я. Спьяну творил, а никто не остановил, – Жучок пробежал в комнату, застыл у стола навытяжку, скользнул взглядом по голой скатерти, носом воздух втянул с тоской. – А сказать-то у меня есть чего…

Но Князев будто не слышал, только зычно хмыкнул, сплёвывая, зашёл следом. Жучок, так и не дождавшись, вопросительно и с опаской обернулся на бригадира:

– Матвей Спиридонович, кто старое помянет…

– Знаю, знаю, – уселся тот за стол, кулаки перед собой поверх скатерти выбросил, грохнул по столу, тот отозвался глухим жалобным эхом, скрипнули ножки. – Было бы у тебя ещё одно око, давеча после ваших художеств выбил бы к едрёной фене! Вот тебе моё прощение. Говори уже…

Жучок примолк, потупился, подбородок от груди боясь оторвать. Было отчего. Бригадир никак не мог забыть ночных проделок на речке, когда, исполняя его наставления, вместо того, чтобы подобраться, подслушать и подсмотреть, о чём беседуют два прокурорских работника, не обронят ли каких слов насчёт убийств и других не лишних подробностей о розыске, подговорил Жучок захмелевшего Прыщевского учудить концерт с волчьим воем и проучить как следует служивых. А чтобы надолго запомнили, вытянули их снасти и сети из воды вместе с рыбой. Всё бы ничего, да пожадничал Жучок, приволок поутру бригадиру весь улов, но вместо благодарности схлопотал зуботычины да такие, что до сей поры всё тело ноет. Благо, ноги сумел унести, а то неизвестно, чем бы кончилось.

– Что молчишь? – рявкнул, не дождавшись ответа Князев. – Хвались, чем промышлял. Принесла турчанка ответ Викентия Игнатьевича?

Жучок слюну сглотнул, кивнул, не поднимая головы.

– Где?

– На словах велено передать, встретиться он готов. Но требует время, чтобы всё обдумать и назначить час.

– Обдумать, это конечно, – оживился Князев. – Хорошо. За это хвалю. Хоть какой-то толк от тебя, гнида. Не думал, не надеялся я, что простит он нам то смертоубийство.

– С чего вы взяли, что он простил? – не хотел говорить этих слов Жучок, но вылетели сами, хоть язык проглатывай, вот поганый характер достался! И так всю жизнь!..

– А тебе почём знать? – Князев аж подскочил с табуретки. – Турчанка поганая что-нибудь наплела?

– Нет, только глазищами сверкала.

– Не кусалась же?

– Только…

– Что он-то?.. Сам?

– А я его видел?

– Чего ж мелешь? Язык будто змеиный! Не зря тебе глаз выбили. Надо было и жало выдернуть.

– Прыща б посылали! Тот только закладывать горазд.

– Молчи, поганец, – пнул Жучка сзади ногой Прыщевский. – Ты толком отвечай. Откуда тебе известно, что хозяин не простил нам смерть сына?

– Да какой же дурак простит? – дёрнулся Жучок. – Ишь чего захотел, сука!