Но и это ещё не всё – Кутузов умеет чувствовать за других людей, понимать их. Поэтому он так ласков с Денисовым, хотя не очень вслушивается в его план партизанской войны. Потому называет и Денисова, и своего адъютанта, и князя Андрея голубчиками (совсем как маленький капитан Тушин), поэтому так жалеет князя Андрея, потерявшего отца, и находит те единственные слова, какими сейчас можно утешить Болконского: «Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню…»
Этой способности понимать других людей начисто лишен у Толстого Наполеон, занятый собой, всегда переполненный собой. Поэтому он терпит поражение, встретясь с пронырливым денщиком Ростова (а раньше – Денисова) Лаврушкой.
Хитрый, вечно полупьяный Лаврушка умеет найти выход из любого положения. Позже, попав с Ростовым в Богучарово и увидев бунтующих мужиков, он мгновенно поймёт ситуацию:
«– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за ворот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из-под горы кликнуть? – крикнул он».
Никаких «наших» под горой не было, и это отлично знал Лаврушка, как и Ростов. Но бунт был подавлен мгновенно, и староста сам снял с себя кушак, «как бы помогал» себя связать.
Перехитрить тёмных мужиков – не такое уж трудное дело. Но несколькими днями раньше Лаврушка обвёл вокруг пальца властелина всей Европы.
Попав в плен к французам, Лаврушка приведён к императору. Наполеон считает, что Лаврушка не знает, с кем он говорит. Лаврушка, между тем, «очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон».
Лаврушка хитрит, болтает всё, что придёт на ум, и, наконец, чтобы развеселить Наполеона, заявляет:
«– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья…
…Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся».
Переводчик Наполеона поступает совершенно так, как поступил бы на его месте князь Василий: оберегая своего повелителя, переводит только лестную для него часть замечания Лаврушки. И Наполеон остаётся при убеждении, что даже дикий казак, «дитя Дона», восхищается его победами.
Но и «дитя Дона» ведёт себя, как опытный придворный. Услышав сообщение, что перед ним сам Наполеон, Лаврушка «тотчас же притворился изумлённым, ошеломлённым, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь».
Манёвр этот удался вполне: довольный Наполеон отпустил его на волю, и Лаврушка «к вечеру же нашёл своего барина Николая Ростова». Так он перехитрил Наполеона, потому что Наполеону и в голову не могло прийти, что простой казак может оказаться умнее его.
А случилось всё это потому, что великий полководец Наполеон перестал понимать остальных людей; Лаврушка его понял, а он Лаврушку, – не понял.
Эта смешная история имеет более серьёзное значение, чем может показаться. Наполеон не понимает людей, с которыми воюет, – может быть, это и определит его грядущее поражение. Кутузов умеет понять и Лаврушку, и Николая Ростова, и князя Болконского, и каждого солдата – этим он и отличается от Наполеона, от Александра I; это и определит его понимание народной войны, которую он возглавил.
7. Бородино
Описание Бородинской битвы занимает двадцать глав третьего тома «Войны и мира». Это – центр романа, его кульминация; решающий момент в жизни всей страны и многих героев книги. Здесь скрестятся все пути: Пьер встретит Долохова, князь Андрей – Анатоля; здесь каждый характер раскроется по-новому, и здесь впервые появится громадная сила: народ, мужики в белых рубахах, – сила, выигравшая войну.
Но, верный своему методу, Толстой не станет описывать войну от себя, смотреть на неё своими глазами. Он выберет самого, казалось бы, непригодного для этой цели героя, ничего не понимающего в военном деле Пьера – и его непредубеждённым взглядом заставит нас смотреть на великое сражение при Бородине.
Чувства, овладевшие Пьером в первые недели войны, станут началом его нравственного перерождения, но Пьер ещё не знает об этом. «Чем хуже было положение всяких дел, и с особенности его дел, тем Пьеру было приятнее…» Он впервые ощутил себя не одиноким, никому не нужным обладателем богатства, но частью единого множества людей. Решив ехать из Москвы к месту сражения, Пьер испытал «приятное чувство сознания того, что всё то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем-то…»
Это чувство естественно рождается у честного человека, когда над ним нависает общая беда его народа. Пьер не знает, что то же самое скоро испытает Наташа, что князь Андрей в горящем Смоленске и разрушенных Лысых Горах ощутил то же; что многие тысячи людей разделяют эти новые для него чувства.