По течению

— Эй, Салиман! ***! Ты что?.. Умереть решила? — только послышалось, когда девушка решила, что все оборвалось в ее короткой земной жизни, настолько невыносимой тяжестью налилась голова. Ведь большая часть боли ютится в голове; не было бы этого центра страданий, так и повреждения рук и ног ощущались бы слабее. Наверное. Вот хорошо быть червяком бесхребетным, у него ни мозга, ни нервной системы, кажется, нет. Но с человеком все сложнее. Салли сначала решила, что умрет и избавится от страданий, а потом в сознание полезли совершенно ненужные мысли о том, что она может попасть в ад. Странные картинки из раннего детства, когда ей рассказывали, что это за страшное место. Снова гореть? Да ее только что Ваас чуть не сжег. Порой мнилось, что остров — это и есть ад, что они уже все там, мертвые, расплачиваются за грехи вечной болью. Ваас мучил ее. Раз за разом.

Снова и снова, без всякой надежды на изменение, ведь это только в сказках герой приходит и спасает прекрасную принцессу из лап чудовища. Но какая она уже принцесса? Она — невидимка, существование которой игнорировали все, никого не волновал ее страх, ее боль и всё, что мог делать и делал с ней главарь. Совершенно никого. И много в мире таких невидимок, не хватает на всех прекрасных принцев.

А где-то далеко бежали поезда, астрономы открывали планеты. А где-то далеко была чужая судьба, намного лучше этой.

***

— Ах ты ж казуар! — на свой манер шепотом выругалась Салли, открывая глаза. Она больше всего на острове боялась этих странных птиц, считая их мифическими чудовищами. Еще они очень напоминали своим гребнем Вааса с его высоким ирокезом.

Салли проснулась, охнув привычно от боли, которая никуда не девалась и во сне, благо обезболивающие щедро отсыпали — это на основе наркотиков сами делали. Девушка понимала, что воспоминания прошедшего дня остались еще одним рубцом в ее хрупком сознании. В своей нормальности, впрочем, она уже давно сомневалась. Да и кому она нужна? Сумасшедшим, может, даже проще, меньше осознание боли. Вот и теперь затуманенный рассудок хоть немного избавлял от ужаса, и ей еще удалось обрадоваться: похоже, что не такими сильными оказались удары тока, значит, ее не намеревались убить. Хотя кто теперь знал, к каким последствиям они привели. То, что здоровье подкошено уже давно, Салли не сомневалась. Но все-таки: Ваас не убил ее. Да еще этого доброго доктора позвали, благо он оказался на не слишком отдаленном аванпосту. Салли даже слабо улыбнулась: все-таки Ваас не позволил ей погибнуть, снова. Или это, наоборот, причина для скорби?

Сквозь щели между досками в штаб аванпоста, куда была перенесена пострадавшая, уже пробивались лучи рассвета. Бенджамин дремал прямо на табурете, для устойчивости расставив ноги, скрестив руки на груди. Они оба знали, что при такой жизни надо использовать любую возможность поспать или поесть. Однако доктор тут же приоткрыл изучающе левый глаз, точно почуяв, что на него смотрят. Салли и правда разглядывала его, точно зверь из норки. И доктор для нее казался своего рода экзотикой: слишком опрятный для их мест, слишком высоко державший голову для мирного жителя. Ни мешков под глазами, ни шрамов на лице. Да еще этот прямой нос и жесткие кудри. Салли невольно ощутила, как у нее покраснели щеки (хотя тело нещадно мерзло), будто увидела не случайного доктора, а настоящую кинозвезду, любимого актера. Странно: ей казалось, что она уже ничего не в силах ощущать, только практически циничное безразличие к себе и окружающим, которым «наградило» соответствующее обращение с ней Вааса. Но оказалось, что не все так безнадежно. Она даже смутилась, очевидно, температура немного спала под действием лекарств, мысли немного прояснялись, хотелось поговорить, вот только темы все равно находились невеселые:

— Бен, ты веришь… в сказки?

— Нет, — сдержанным спокойным тоном отозвался доктор. — А что?

Салли-то было невдомек, что он не желает снова повторять свою ошибку, когда импульсивным высказыванием довел до слез и без того натерпевшуюся лиха девочку. Да еще ощущал себя виноватым, догадываясь, что при таких условиях не сумел оказать должной помощи, что теперь все зависело от случая и того, насколько сумел бы организм пострадавшей справиться с инфекцией. Салли показалось, что доктор просто не хотел сближаться с ней, отчего она решила говорить с собой, раз уж в голове возникли какие-то соображения, и ей позволяли их высказать. Она была готова говорить и в пустоту:

— Я просто подумала… Если бы на острове водились феи, они бы и фей продавали.

Но далее она замолчала, озлобленно продолжая про себя: «Отрывали бы им крылья, сажали в пыльные банки и загоняли бескрылых, обезображенных по завышенным ценам. Я даже вижу порой, как Ваас с наслаждением вырывает их крылья, пачкает свои грязные руки в нежной цветной пыльце, смеется над слезами существа… Как всегда. Ничего бы не изменилось. Будь единороги — продавали бы в конюшни в лучшем случае, а так — на мясо и на рог. Будь русалки… В бассейн к любителям экзотических извращений. Сказок нет…»