По течению

И все сошлось на Цитре, пришлось разрываться между ней и Хойтом. Ваас в свое время пристрастился к наркотикам, идеалы понемногу размывались, чуть позднее он предлагал Цитре бежать с ним. Возможно, он желал спасти и все племя: может, договорились бы с проклятым мистером Уолкером, сосуществовали бы, друг другу не мешая. Впрочем — это бред. Ракьят никогда не сдавались, не отдавали своей земли. И вот бессмысленно гибли. Да на острове земля горела от яда ненависти, что пропитал все вокруг.

Еще терзал один эпизод, касающийся непосредственно сестры… Ни любви, ни веры, ни надежды не осталось с того времени. Только искаженные горечью знания и ярость. Пустота.

Чтобы воспоминания вновь не нахлынули на него, Ваас перекинул Салиман через плечи, как барашка. Девчонка не сопротивлялась, повиснув безвольной тряпкой.

— Будешь ныть — получишь по зубам! — пригрозил пират, когда ноша тихо продолжила охать от пережитого ужаса. Но все-таки ей исключительно чудом удалось избежать участи прочих рабынь. Ваас даже не пытался представить, как она сбежала из того ада, в который превратился аванпост, как ракьят упустили среди зарослей существо в красной майке. Кажется, ей вслед стреляли. Но нет — даже пули не задели.

Зачем это странное мироздание все время оставляло ее в живых? Зачем позволяло дальше истязать? Дальше тянуться пытке бессмысленного повторения одних и тех же действий без всякой надежды на изменение? Ваас не ведал, впрочем, не задавался этим вопросом в те времена, когда пытал девушку. Теперь этого уже не хотелось, хватало вымещения жестокости и вероломства на врагах.

Вскоре он распорядился убить Салиман после «праздника», в случае чего. В случае… Алвин понятливо кивнул, хотя лицо его болезненно исказилось. Зачем только отправлялся на остров? Они оба молча догадывались, что принесет этот невеселое веселье в форте, предчувствовали.

«Праздник» в честь «гибели» героя Цитры наставал меньше, чем через сутки. Мало. Совсем нет времени. Впрочем, на острове Рук оно текло в обратную сторону, по кругу. Все равно мало. За морем прятался день, что обещал никогда не настать. Что-то отозвалось тяжелым холодом. Наверное, неизбежность. Разговор со смертью подошел к своему завершению, они заключили вполне ясный договор. Так надо. Без лишних слов. И уже не изменить. Да. Хоть бы Белоснежка потом Хойта убил. Да и Цитру следовало бы.

Нет, главарь упрямо представлял, как, меньше чем через сутки, сокрушит это белое ничтожество в татуировках племени. Но Ваас знал… Слишком много.

***

Время не утешало, тянулось песком по кругу, тонуло в ночи, что отражалась в крике леса разговорами хищников и клекотом птиц. Небо низко нависало бездонным мраком, но не открывало врата рая. Не для них.

Салли с ужасом вспоминала, как ей удалось выбраться из штаба, прикинувшись мертвой, как над ней свистели пули, а потом кто-то заметил ее в зарослях и начал стрелять вслед, как она блуждала по лесу, лезла куда-то наверх, увидев радар. Но достигала его, понимая, что не знает, как послать оттуда сигнал бедствия. Пока бежала — не плакала, ничего не чувствовала, словно раненая антилопа прорываясь, шарахаясь от рыка диких зверей, не помня себя. Но когда поняла, что за вышкой находится склон, по которому не спуститься, пошла обратно к заливу, на другую сторону. Там же она попалась в западню, когда ее заметил медведь. Салли почти ощущала, как клыки зверя впиваются в ее изможденное тело. Ей тогда почудилось, что настал ее последний миг. И она звала почему-то не доктора, не своего любимого Бена, а мучителя, Вааса, зная, что против хищника только он сумеет стать настоящей защитой. И вот он появился. Как по волшебству. Пришел и спас ее. Ничуть не принц. А спас. Неправильно все.

Она не помнила, как главарь нес ее обратно на «Верфь Келла», не помнила, кто потом подносил к ее губам кружку с водой. Наверное, Алвин, он в последнее время сделался сам не свой. Обычно суровый и беспощадный, он словно мучительно ожидал чего-то, как и все они. А после внезапного захвата аванпоста Салли пронзали смутные предчувствия, словно открылся третий глаз. Страх рисовал неутешительные картины грядущего.

Снова она лежала на грязном матрасе, в том же штабе, но теперь там не хватало жалких предметов мебели — почти все сломали. Теперь там пахло смертью, а в углу вымачивали несуществующий маниок призраки рабынь. Все привычно, только все — мертвое. И среди них же сидел Черный Фрегат — он умер вместе с захватом аванпоста, закатился куда-то потерянной алой помадой и брошенным неизвестно где ледорубом. Не существовало больше его. Девушка даже радовалась этому. Если бы только не сознание предательства, если бы только не эта бесконечная неопределенность: теперь она не верила во всесильность ее главаря. Просто человек с нелегкой судьбой… Такой же, как и все они.

Снова рядом оказывался Ваас. Ее Ваас. Но в ту ночь он не прикасался к ней, не замечал. Кажется, он вовсе не спал, хотя, безусловно, устал. Тогда-то девушка заподозрила, что воин копит злость для поединка. Но какой поединок, если Джейсон Броди считался мертвым? Если бы…