По течению

Бенджамин отошел от пристани, сгорбился на песке, сжимаясь комком недовольства и нервов. Каждый раз, когда план побега казался ему безупречным, находились сотни причин, которые могли его задушить еще на первой стадии. От этого доктор злился и едва не плакал от бессилия.

Порой сопротивляться течению невозможно, а горные реки бьют о камни, дробя кости, вынимая душу. И души уходят в камни, как табуны отживших лошадей, что падают в траву, сливаясь в песке с новыми горами. Если лошадь предать, то она станет скалой, одиноко застынет в поле. В ней жизнь сделается трещиной в породе, а большим она и не является. Всего лишь песчинка, только тростник. Только почему делят ценность людей на разные градации, на разные миры?

Бен встряхнул кудрявой головой, нахмурив лоб, услышав робкие всхлипывания. Это была Салли, сомнений не оставалось. Мужчина повернулся и заметил, что девушка сидит посреди аванпоста, не плача, но тихо поскуливая.

— Что случилось? — подошел к ней доктор.

— Ботинок украли… Или… Или потеряла! — кривились губы Салли. Она выглядела потерянной, испуганной, раздосадованной, отчего весь налет взрослости с нее сползал, как старая краска с облупленной стены. Кажется, она совсем не знала, что предпринять, как приспособиться к сложившейся ситуации. Обмотанная вокруг стопы наподобие портянки тряпка вряд ли могла служить хорошей защитой. Это только ракьят поколениями ходили без обуви, не опасаясь наступить на змей или ядовитых пауков. А если и наступали, то, наверное, считали, что такова воля духов природы. Может, рабыня из племени и спрятала где-то несчастный башмак. С какой только целью? Но мстительность женщин порой хуже открытой вражды мужчин.

— Я думал, ты на стекло напоролась, — успокоился Бен, но девочка потерянно и почти испуганно воскликнула, пристально заглянув в глаза:

— Так напорюсь! У меня других нету! Не знаю, сколько у тебя пар обуви, а у меня это одни были! А на стекло знаешь, как больно?!

Проблема со стороны могла показаться шуточной и незначительной, но для Салли это стало неразрешимой. Она подозревала, что новую пару обуви ей никто не предоставит. Чтобы купить, у нее не было денег, а чтобы обменять, не хватало мало-мальски ценных предметов. И поэтому она, очевидно, устав от бесполезных поисков, села по-лягушачьи посреди аванпоста, тихо скуля. Это вообще стало ее характерным звуком, почти опознавательным знаком, потому что громко выражать свои чувства она боялась, а не выражать их совсем ей не хватало сил, сколько бы ни пыталась казаться равнодушной ко всему.

Гип вздохнул и решил, что раз уж побег не удался, он хотя бы украдет для девочки со склада сапоги или кроссовки, благо, он знал, что на аванпосте были лишние вещи, которые хранились в пристройке возле штаба.

— Скоро вернусь, никуда не уходи, — заверил мужчина Салли грозным решительным голосом, значительно поглядев на нее сверху вниз. И твердым шагом направился к пристройке.

— Бен! — донесся слабый оклик девушки, однако мужчина твердо решил доказать себе, что он не безвольная и бесполезная тряпка.

Бен решил, что влезть через окно не удастся за неимением такового, значит, оставалось только нагло вломиться через дверь. Он оглянулся на караульных: склад никто особо не сторожил, потому что по большей части снятая с убитых одежда казалась не слишком привлекательной добычей; выдавалась обычно новичкам, которые стекались на остров со всех концов света, и пополнение банды пиратов происходило чаще, чем обновление рядов ракьят.

Бен помялся с минуту, но вспомнил растерянный взгляд Салли и решительно дернул крюк задвижки.

Мужчина юркой куницей просочился в темную щель, прикрыв за собой дверь. Он казался себе ниндзя и почти гордился собой за то, что его хотя бы не застукали при проникновении в чулан, где было свалено тряпье, в котором Гип немедленно начал копаться, наткнувшись вскоре на один левый ботинок, поискав еще немного, он нашел и правый. Аккуратностью пираты никогда не отличались, но все-таки совсем неразборчивую свалку не стали устраивать. Бену еще мешала темнота, новоиспеченный вор ощущал, как у него в животе все переворачивается от страха, да по спине ползет легкий холодок. В своей жизни он очень редко что-либо нарушал, но теперь ощущал почти наслаждение и внутреннее освобождение от этого самовольства в лагере врагов. Однако скоро понял, что не знает, как выбраться незамеченным из постройки, и внезапное сумасбродство стало казаться самой глупой затеей, на которую он когда-либо соглашался.

Доктор схватил свои трофеи, считая, что мужские сапоги уж точно подойдут на ноги невысокой Салли. Оставалась одна серьезная загвоздка — выйти из здания, не привлекая внимания караулов.