По ту сторону фронта

Все это рассказали нам сварицевичские активисты. От них же мы узнали и о группе так называемых «женихов». Четверо здоровых парней жили в лесу, женившись на еврейских девушках из беженок, ничего не делали, но считали себя партизанами и на этом основании питались и пили за счет населения. А рядом с ними, в этих же лесах, скрывалось очень много евреев, бежавших от фашистской расправы из гетто ближайших городов и местечек. Оборванные, голодные, грязные, они боялись попадаться на глаза людям. Гитлеровский «новый порядок» из всех прав признавал за ними, кажется, только одно право — умирать. Их преследовали, как диких зверей: за убитого еврея начальство выдавало, в качестве премии, пачку сигарет.

Я распорядился разыскать и привести ко мне «женихов». К полудню они явились. В самом деле: ребята здоровые, сытые, не заморенные работой. Теперь они, конечно, не партизаны, но когда-то состояли в отряде Попова и Корчева. Я уже упоминал, что отряд этот пережил тяжелое время: распадался, таял. Тогда вот и эти четверо ушли из него, считая, что гораздо проще и легче жить в лесу самостоятельно в роли никому не подчиненных «женихов». Никаких оправданий этому дезертирству не было, да и поведение их после дезертирства — жизнь мародеров и паразитов — не заслуживало никакого оправдания. Я сначала хотел просто обезоружить их и наказать как дезертиров. Но после долгой и серьезной беседы мнение мое несколько изменилось. Ребята были не вконец испорчены — просто разболтались. В каждом сохранилась живая искорка советского человека. И мне, кажется, удалось нащупать ее.

— По законам военного времени, — сказал я им, — все вы заслуживаете расстрела как дезертиры. Но я дам вам возможность исправиться, вернуться в партизанскую семью.

Одного из них — старшего сержанта Курочкина — я назначил командиром и приказал ему организовать в лесу «цивильный лагерь» для евреев-беженцев. Надо выбрать местечко поглуше, построить там землянки человек на двести, добыть и доставить продовольствие, пригнать несколько коров, чтобы было молоко для детей. Все работы должны производиться руками самих этих беженцев, но руководить ими, организовать, научить их обязаны бывшие «женихи». Продукты и скот надо взять в фашистских имениях, на фашистских складах, а не у крестьян. И подчиняться отныне они будут своему бывшему комиссару Корчеву.

Все четверо беспрекословно согласились: должно быть, не такой уж сладкой казалась им их жизнь, и совесть у них была неспокойна.

И они не обманули: позднее Курочкин явился ко мне с докладом о своей работе. А потом сам я был в организованном ими лагере.

В беседе со сварицевичскими активистами я убедился, что люди тут хорошие. Надо только помочь им, руководить ими. Я рассказал им о праздновании 25-й годовщины Октября в Москве, о положении на фронтах, о Большой земле, о втором фронте. Один из слушателей завел разговор об Америке: вот-де, когда Америка по-настоящему начнет воевать, в один месяц война кончится. У Америки — техника, у Америки — сила. Другие зашумели. Молчавший до сих пор пожилой крестьянин протиснулся вперед:

— Разрешите мне сказать. Грицук моя фамилия… Вот тут Данило говорит про Америку, ерунду говорит. Мы сами знаем, что у нее техника и что она богатая. Но только, добрые люди, уж вы мне поверьте: Америке не интересно открывать второй фронт. У американских хозяев война с Германией только для виду.

Он говорил долго и убедительно, и чувствовалось, что он большим влиянием пользуется среди односельчан, что настоящим руководителем села является именно он, а не староста. А староста, как мы потом узнали, к нему же обращается за советами.

После собрания я беседовал с Грицуком отдельно, указал, что делать и как делать, дал пароль, чтобы связаться с Корчевым.

Двигаясь дальше, мы переправились около Млынка через Стырь. Здесь проходит узкоколейка на Перекалье, и реку пересекает хороший железнодорожный мост с настилом для пешеходов. Я обратил внимание на этот мост и предупредил своих товарищей:

— Мы его взрывать не будем, сохраним, чтобы самим пользоваться. А фашистам он все равно не поможет: другие мосты мы взорвем.

Недолго пришлось нам пользоваться мостом у Млынка, но об этом после…

…Здесь, на Волыни, многие крестьяне живут на хуторах, разбросанных в глубине леса. Идешь глухой чащей, даже не подозреваешь, что рядом жилье, и вдруг — крик петуха, собачий лай, а ночью совсем неожиданно замерцает огонек. Хутор — несколько домиков, а за ними опять стена леса. Обычно хутора группируются неподалеку от той деревни, откуда выселились хуторяне, и называются по ее имени. Я уже упоминал о Жаденьских и Хочинских хуторах, мимо которых мы проходили. А вот теперь, после Сварицевичей, совершив длинный и утомительный переход и переправившись через Стырь, добрались мы до Мульчицких хуторов. Между стволами деревьев мелькнули белые хатки, открылась поляна, пахнуло дымком. Это было кстати: нам давно уже не мешало перекусить и отдохнуть.