Миша еще долго сидел на веранде, думая, теперь и о старости. «Я не увижу свадьбу сыновей», думал он, «не устрою им мальчишник. Не научу Стасика водить машину, а Антона плавать. А я ведь обещал! Обещал им! Я так многого не сделал для них, и уже не сделаю».
В калитку влетела шумная детвора, и, не замечая его, сидящего в тени, побежали к Энне на огород.
«У них вся жизнь впереди» подумал он.
«А у тебя что, позади?» - поинтересовался мозг.
«Ну, большая половина уже да».
«И что? Это не значит что лучшая».
Улыбнувшись своему внутреннему монологу, он встал и отправился заниматься своими обязанностями.
Вечером, практически ночью, после ужина и уборки, они с Энной снова сидели в креслах качалках на веранде.
-Цикады, - проговорил Миша, и вспомнил, как они вот так же сидели у них на даче в Орлово, и слушали их цокот. Каким тогда этот момент казался важным и нужным. Как успокаивал он от городской суеты, позволяя задуматься над чем-то важным и вечным, особенном и далеком. Окутывая весь мир исключительной, необыкновенной романтикой летней ночи.
-Знаешь, раньше мне так хотелось на дачу, я так ждала мая, когда мы убежим от города вместе с его духотой, и суетой. Когда будем прохладными летними ночами сидеть вот так и слушать цикад, смотреть на небо и загадывать желанья на падающие звезды. Мне так не хватало этого.
-Ну, зато теперь у тебя это есть. И цикады, и звезды, и летние ночи.
-Теперь мне не хватает книг.
-Книг?!
-Да, Миш, книг.
-Зачем тебе книги?
-Теперь, только читая их, я могу жить не здесь.
Она улыбнулась ему той грустной улыбкой, что последнее время всегда была при ней, и, пожелав спокойной ночи ушла, оставив его одного.
8
Всю свою жизнь он считал себя человеком сильным духовно и душевно, знающим свои цели и верно идущим к ним. Теперь же, попав сюда, он ощущал себя не просто потерянным и надломленным, а забытым, заброшенным всем тем, что ранее имело для него смысл. Все, что он делал в своей жизни, все к чему стремился и чем жил, все исчезло, осталось там, по ту сторону грозы. И вот, в сорок с лишним лет, он заново учится жить, снова ищет цели, ищет себя, ищет смысл жизни. Он думал об этом вновь и вновь, засыпая и просыпаясь. Мысли так и бродили по кругу, как лошади на ипподроме, ведомые тренерами, без возможности уйти, выйти из этого круга по собственной воле.
-Опять?
Лао, подошел тихо, и Мика задумавшись не заметил как тот подсел к нему за стол.
-Что опять?
-Ты снова там, в своей стране?
Он хотел ответить что да, в своей стране, со своими детьми. Но лишь в ту секунду, когда открыл рот, что бы произнести это короткое слово, понял, что это будет ложь. Только сейчас он осознал, что мысли его более не бродят по кругу, а вышли за его пределы, что круг – это не Еравия, место, куда они попали, одному Богу известно как, а круг это дом, тот дом, оставшийся в Москве, в который он больше не вернется. Сейчас он понял, что лошади давно покинули привычный круг и разошлись по разные стороны, осматриваться. И осознав это, ему стало легче. Легче от того, что этот бесполезный круг, мешавший ему жить здесь, давивший на него самим своим существованием более не давит на него, и более не существует. Он остался там, далеко, в прошлой жизни.
-Лао, давай выпьем?
-Давай.
Обернувшись к толстому мужику, стоявшему за стойкой, он крикнул, чтобы принесли водки, да закуски. И сам поразился тому, новому взгляду, что испытывал теперь. Мик посмотрел на него как-то иначе, теперь мужик в засаленной рубахе не казался ему омерзительным от своей грязной одежды и клочка жирных волос на голове. А напротив он видел в нем трудягу, работающего не покладая рук, что бы обеспечить жизнь своей жене и детям, который тоже когда-то был молод и полон амбиций, который пришел к поставленным целям. Да и кабак, теперь не казался ему местом сродни с отхожим. И деревянные стены показались ему красивее, и света от свечей больше.
-За что пьем? – спросил Лао, разливая водку по рюмкам, и радуясь, видя в глазах друга свет, который присущ лишь тем, кто обретает жизнь.
-За жизнь Лао!
-За жизнь! – подтвердил он, и выпил свою рюмку водки, закусив валеным мясом.
«Я снова начну жизнь» думал Мик по пути домой, он шел по пыльной, наезженной дороге, освещенной лишь лунной, да редким светом из окон, и обдумывал то новое чувство, и ощущение что появилось сегодня. «Если уж я умудрился стать на ноги однажды, пережить перестройку, да еще и неплохо устроиться, то тут точно смогу». Он всячески подбадривал и одабривал свое осознание. И лишь подойдя к калитке своего нового дома, услышав привычный лай Кнопи, и увидя Эни, трудившуюся над чем-то у окна, его сердце дернулось, и на миг, то радостное и свободное ощущение трепыхнулось глубоко в груди, как будто желая улететь от него. «Как мне начать жить заново? А Энна? Как с ней быть?» Услышав лай собаки Энна выглянула в окно, и Мик улыбнулся, видя, как смешно она вглядывается в темноту двора, сама стоя у ярко освещенного свечой окна.