По ту сторону грозы (СИ)

В эту ночь ему снился странный и страшный сон. Было жарко, неимоверно, невыносимо жарко. Он смотрел сквозь приоткрытые глаза, видел свои почти сомкнутые ресницы, а сквозь них Энну. Они были в машине, в джипе. Повсюду осколки, кровь. Он находился в каком-то неестественном положении, и было больно. Боль была во всем теле, адская, режущая боль. Он слышал свое собственное дыхание, оно с каким-то шипением вырывалось из легких. Вокруг бегали люди, но движения их были замедленными, какими-то растянутыми и тягучими. Все было перевернуто, все вверх ногами. Он видел, как что-то горит, совсем близко, видел подъезжающие кареты скорой помощи, и бегущих к ним людей. Снова посмотрел на Энну. Вместо лица кровавая масса, с виска течет кровь, правая рука вывернута, и зажата стойкой. Она не дышит! Вдруг понял он. Не дышит! Он хотел дотянуться, к ней, позвать, но не мог шевельнуться. Мельтешили люди в форме, кто-то пытался открыть дверь машины. И только теперь он осознал, что нет звуков. Он ничего не слышит! Он чувствовал, как кто-то вытягивает его из машины, видел, как отрывают панель приборов и руль, что бы вытащить его ноги. «Нет!» - кричал он, но его никто не слышал, «Она не дышит! Не дышит!». Он чувствовал руки на своем лице, и вдруг услышал голос. Женский голос, кто-то звал его по имени.

- Миша! – он резко сел на кровати, обливаясь холодным потом – все в порядке, это просто сон, все в порядке – твердила Энна, гладя его по плечам, но он все еще видел ту, приснившуюся ему маску смерти на ее лице, - все хорошо, успокойся, - она продолжала гладить его руки.

-Эн! – он взял ее лицо в ладони, осматривая, выискивая следы сна.

-Все хорошо, Миш. Успокойся.

-Эн – выдохнул он, и обнял ее, радуясь, что чувствует ее дыхание, - ты жива.

-Жива, – она с ужасом слушала, с какой оглушительной скоростью колотится его сердце.

-Мне приснилось, - он все так же обнимал ее, боясь отпустить, боясь снова вспомнить тот ужас, - что мы…

-Что? – она говорила нежно и ласково, и он поверил ее голосу, постепенно расслабляясь.

-Мне приснилось, что мы попали в аварию и что ты… - он не смог договорить.

-Ничего страшного. Это просто сон, дурной сон. Я здесь.

-Эн.

-Я здесь.

9

Энна несколько дней пребывала в состоянии тихой истерики. Она больше не плакала, так же как и не надеялась. Но и смирением это состояние тоже не описывалось. Она просто существовала здесь и сейчас, в том мире, в котором находилась, не позволяя себе думать и вспоминать. Делала то, что должна была, не больше. Занималась огородом, что бы было, что есть зимой, шила и зашивала одежду, что бы было в чем ходить до ярмарки, где можно будет купить новую, кормила животных, убирала в доме. Лишь иногда, ночами, когда Миша уже спал, она позволяла себе на короткое мгновенье между сном и явью, вспомнить мужа и дом, и представить себе какой была бы ее жизнь. «Саша бы изменился, я знаю. Все бы наладилось. Обязательно».

Миша существовал, зная, что когда-нибудь наступит время жизни. Когда-нибудь он снова будет жить, но, не представляя себе ни как это произойдет, ни когда.

-Энни, к тебе Лирса приходила, ты, где была? – он только наносил воды в летний душ, когда она появилась, неся в руках серп, и мешок травы.

-Я на поле ходила, кроликам накосить. А что она хотела?

-Спрашивала, пойдем ли мы на праздник.

-И что ты ответил?

-Что пойдем.

-Иди, - ей пришлось повысить голос, так как она прошла Мишу и, уже стояла в дверях крольчатника.

-А ты? – крикнул он.

-Не хочу.

-Почему?

-Просто не хочу и все. Ты есть хочешь?

-Можно.

И она ушла в дом. Когда Миша зашел, занося ведро свежей, холодной воды, она уже достала из погреба окрошку. И ставила на стол глубокие глиняные тарелки.

Он достал завернутый в холщевую ткань хлеб, и, нарезав его сел за стол, когда окрошка уже была разлита.

-Может, пойдешь?

-Нет, передай мне хлеб, пожалуйста.

-Пожалуйста, - он придвинул ближе к ней дощечку с нарезанным хлебом, - почему? Ты же не можешь всю жизнь провести в огороде?

-У меня много дел, Миш, хочешь, иди.

-Хватит уже хоронить себя заживо! Думаешь, ему бы легче стало от этого?

-Мне бы легче стало.

И не доев свою порцию, она встала, взяв с сундука приготовленную к починке одежду, и ушла на улицу.

Миша долго сидел один, есть расхотелось. Он злился на нее, за то, что когда он решил начать жить настоящим, она продолжает жить прошлым, и тянет его за собой. Решив все же высказать ей то, о чем сам рассуждал последние дни, вышел следом. Стоя в дверях, он наблюдал, как методично она зашивает разорванную им рубашку.

-Энна, послушай меня. Жизнь конечно с нами жестоко обошлась, но, увы, мы ничего не можем с этим сделать. Нужно начать жить заново, по здешним правилам и устоям. Найти друзей, строить планы. Понимаешь?

-Понимаю.

Он хотел еще что-то сказать, когда незапертая на день калитка отворилась, и Кнопи принялась лаять на незваного гостя.

-Привет – крикнула Лирса, не решаясь пройти мимо грозно лающей собачки.

-Привет, проходи, - позвал Миша, - Кнопи перестань.

Собачка еще раз гавкнула, и злобно рыча залезла обратно в будку.