-Кольца? – Марина всмотрелась в свое кольцо, как будто вспоминая, какое оно – ты суеверен – она улыбнулась – считал, что обручальное кольцо должно быть гладким, что бы жизнь семейная была гладкой и спокойной.
-А ты нет?
-Нет, я хотела кольцо яркое и уникальное.
-Я угадал? – он опять вернулся к ее кольцу.
-Да.
-И как, жизнь была яркая и уникальная?
Она промолчала, задумчиво улыбаясь.
Как странно, думал Миша, разные характеры, разные суждения и взгляды. Что же привязало его к этой женщине?
«Совсем чужой. Он стал совсем чужой». Она знала и понимала, что не нужна ему. Чувствовала, что тот, созданный ими мир, удерживаемый лишь детьми, наконец, рухнул. Теперь, когда он жив, пусть и не помнит ее, но жив, снова возникли вопросы, нуждающиеся в ответах. «Если бы не Антон, он бы ушел. Слишком разные, мы, слишком разные». Она рассматривала его лицо, как-будто впервые. Теперь, когда в глазах не было того исключительного взгляда: иногда доброго, иногда злого, порой безразличного, но все же узнаваемого ею. Взгляда, которым он смотрел только на нее, взглядом мужа. Лицо его стало чужим. Ей казалось странным обнять его, не возникало желания поцеловать. «Ты правильно злился», мысленно сказала она ему «я не гожусь в жены». С легкой досадой она поняла, что не сможет уйти от него, даже если захочет. «Как было бы проще, если бы ты ушел тогда!».
-О чем ты думаешь? – какое-то время он наблюдал за ее взглядом, блуждающим по его лицу. За легкой улыбкой, притаившейся в уголках губ.
-О нас, - с грустью ответила она, все так же держа его за руку.
-Все было так плохо?
-Напротив, все было слишком хорошо.
Он не нашелся с ответом. Сказать, что все будет хорошо не смог. Как будет? Если он ничего не помнит. Он заново знакомился со всем и всеми. «А вдруг я настолько все забыл, что больше не смогу жить с ней?». Почувствовав себя не в своей тарелке, от этой мысли, он неловко разжал пальцы и выпустил ее руку.
Марина кожей ощущала его мысли, чувствовала, знала, о чем думает. Видела, как он присматривается к ней, силясь вспомнить. Она слишком хорошо знала его привычки, что бы понять, когда он представляет себе что-то, видела, как сходятся брови и понимала, он сердится на себя. Было больно осознавать, что получив возможность повторить их жизнь сначала, он не горел желанием сделать это. «Совсем не так он вел себя в нашу первую встречу. Все-таки двадцать лет прошло».
Он не знал о чем заговорить, просто смотрел, как его равнодушие откликается болью на ее лице, но не сумел изменить это. Не смог найти в себе что-нибудь, что бы откликнулось на нее. Ни одного чувства, ни одной эмоции.
Не в силах помочь ни ей, ни себе, он отвернулся, рассматривая верхушку дерева, видневшуюся из окна. С одной стороны ему хотелось, что бы она провела с ним день, с самого утра и до позднего вечера. Что будет, когда его выпишут? Им не о чем поговорить сейчас, когда он устает от малейших движений, а что будет дома, когда они останутся вдвоем, без врачей и медсестер, без Саши и Энны, только он и его семья? Но, с другой стороны, она приносила с собой пустоту. С ней, отсутствие памяти причиняло неловкость, и он становился беспомощен. Марина ждала от него определенного поведения, определенного взгляда, и он понимал, что не может дать ей этого.
В какой-то степени он завидовал Энне, когда она рассказывала о том, как просыпаясь, видит Сашку, и каждый день он желает ей спокойной ночи. И зависть эта, бурлящая как кипящая вода, больше походила на злость, или порождала ее. Злость эта туманила разум, заставляя задумываться о жизни, которую он не помнил, о мотивах им руководившим, которых он не понимал.
Мише хотелось рассказать жене о терапии, и разговоре с психологом, о том, что уже почти самостоятельно ходит. Но каждый раз, когда он хотел рассказать ей, что-то невидимое становилось меж ними. И, наверное, чувствуя это, она уходила.
-Ты жив, и это главное – ее голос, показался ему сухим и не радостным, он повернулся как раз во время, что бы увидеть, как она стерла слезинки у уголков глаз.
-После школы зайдет Стасик – она наклонилась, целуя его в щеку – я вернусь завтра, может, получится, еще вечером заскочить, не обещаю.
Она говорила быстро, чтобы не дать себе расплакаться. А он молчал, не зная, что сделать, чтобы этого не произошло.
-Хорошо. Во второй половине дня у меня процедуры.
-Я предупрежу его – но она все еще сидела на постели, так и не решаясь встать.
***
-Саш, перестань, - Энна улыбалась, и заливалась румянцем, от того что Сашка пребывая в странном, радостно – игривом настроении целовал ее шею и ушко.
-Я так ждал тебя – прошептал он, взяв ее тонкие руки в свои – они такие светлые – он поцеловал каждый ее палец, наслаждаясь ощущением жизни снова наполнявшей ее тело.