По ту сторону костра

На седьмой перекладине Малинка решил оглядеться. Только лучше бы он этого не делал. В тот миг метрах в ста от него исчез за перекатом плот. Мелькнули вцепившиеся в корни выворотней Сашкины руки, и все пропало.

Инспектор промахнулся было ногой мимо перекладины трапа и тут же почувствовал, как страховочная веревка потянула его вверх. Малинка поднял глаза на штурмана. Тот манил его обратно. Пионер Георгиевич отчаянно замотал головой и показал рукой за порог. Штурман исчез из люка — видно, советовался с пилотом, — а бортмеханик продолжал манить его. Инспектор попробовал спуститься еще на ступеньку, но не тут-то было: бортмеханик застопорил страховочную веревку.

Малинка выругался, насколько хватило его способностей и сил.

Наконец, вертолет подался к порогу. В дверце показался штурман и знаком разрешил спускаться.

Они миновали порог в том самом месте, где нырнул в него плотик. Перепад действительно оказался невелик — метра полтора. Но это инспектор отметил мельком. Он спускался на ощупь, не сводя глаз с пенной воды.

Сильно потянули страховочную веревку.

«Дальше спускаться некуда, — понял инспектор. — Кончился трап. Ни черта не видно в воде! Сашка и плот… Черт с ним, с плотом! Они должны вынырнуть где-то здесь. Летчик знает дело… Плот… Сашка! Сашка!»

Пионер Георгиевич увидел совсем рядом всплывающую фигуру Сашки: горб ватника, подпоясанного солдатским ремнем, растопыренные недвижные руки, темные волосы, будто вставшие дыбом.

— Пилот знает свое дело, — пробормотал Малинка и, повиснув на одной руке, отвел ноги, стоявшие на трапе, в сторону.

Инспектор не стал дожидаться, пока струя вынесет тело Сашки на поверхность. Он погрузил руку в воду почти до плеча, нащупал широкий солдатский ремень, с трудом подсунул под него пальцы. Сейчас же натянулась страховочная веревка, машина пошла вверх, и инспектор ощутил всю тяжесть Сашкиного тела, обвисшего на ремне.

«Ну, Георгич, — заворчал он про себя. — Теперь держи. Держи! Держи!..»

2

Ночь выдалась светлая. Полная луна стояла высоко. Каждый предмет на земле был отчетливо виден. Тайга за городом походила на полотно мелкозубой слесарной пилы, только что наточенной. Каменный бордюр глубокого округлого карьера, и кимберлитовое дно его, и каждая глыба, и каждый камушек развороченной взрывами породы — будто в меловом контуре.

На приличной скорости вогнав машину в карьер, Сашка лихо развернулся и стал подгонять МАЗ к экскаватору под погрузку. На фоне залитого лунным светом карьера огни прожекторов, освещавших ландшафт выработки, и фары экскаватора выглядели блеклыми, желтыми, словно горящая спичка при люминесцентных лампах.

Все окружающее отмечалось Сашкой мимоходом: под ноги надо смотреть, а то прозеваешь поворот, не довернешь баранку на серпантинном спуске — плохо дело. Сказано — гляди в оба. Это про шоферов. Настроение же — само собой. Праздник. На два месяца раньше срока выполнил личный собственный план и сегодня в полдень — как раз в карьере рванули взрывы, что твой салют, — в торжественной обстановке сберкассы отсчитал от получки пятьдесят рублей и положил на книжку. Именно пятидесяти рублей не хватало до тысячи.

Можно было, конечно, поболтать с контролершей, но за барьерчиком сберкассы сидела старушенция лет под сорок пять, гладко зачесанная, в телескопических очках, сквозь которые глаза выглядели маленькими и круглыми.

Правда, Сашку она всегда встречала широкой улыбкой, демонстрирующей радость и искусство зубного техника.

— А я думала, что вы, товарищ Попов, сегодня не придете.

Сашка отвечал ей солидно, с веселым достоинством:

— Что вы, Серафима Петровна…

— Знаю, вы аккуратный молодой человек.

— А как же!

— Далеко не все такие.

Пока Серафима Петровна производила необходимые финансовые операции, Сашка изучал на стенах наслоения рекламных плакатов. Помещение с зарешеченными окнами было не ахти как велико, и красочно-призывные произведения клеились одно на другое: синее море и белый пароход заслоняли туристские карты Карпат и Кавказа, золотые пески Варны перекрыли красоты Карелии, которыми вполне можно наслаждаться и здесь, выйдя за околицу.

Лишь два плаката не испытывали на себе гнета других реклам и даже пожелтели от времени, проведенного на стене. Один солидно заверял: «Надежно, выгодно, удобно», а на втором желтозубый молодой человек делал ручкой, сидя в древней модели «Москвича». Надпись гласила: «Накопил — и машину купил». Очевидно, два этих произведения рекламы Серафима Петровна считала неотразимыми. И была по-своему права. Александр Попов копил на машину. Правда, машины Сашке было мало. Очень требовалась моторка. Не мотор, а моторка — белая с красной полосой по борту, с каютой, в которой было бы приятно отдыхать, пристав к перегруженному красотой берегу таежной реки.

Моторка в сибирских краях вещь более необходимая, чем машина. Река — древнейший путь сообщения. Автострады созданы по ее образу и подобию. Однако, по мнению Попова, дороги были далеки от совершенства, по сравнению с реками. И тем не менее машину Сашка поставил себе целью номер один.