Я успела заметить некую закономерность: цвета за окном, хоть и сменялись с разной периодичностью, но, все же, сама их последовательность сохранялась. Так, зеленовато-желтое свечение сменялось голубым, а затем розовым цветом. Он постепенно темнел, становясь практически чёрным, чтобы затем окраситься в лилово-голубой и, в конце концов, стать опять зелёным с желтым. И цикл повторялся вновь. Что интересно, когда я, не отрываясь, смотрела в окно, цвет свечения не менялся, но стоило на секунду отвести взгляд, как краски переходили в следующую фазу.
Поэтому, для себя я решила, что сегодня условный вечер моего условного второго дня. Хотя, по ощущениям, прошло немногим больше, чем пара часов. Я до сих пор не чувствую ни голода, ни жажды, ни усталости. Но лучше бы их, чем страх, который всегда со мной. Он давно уже въелся в кожу и осел глубоко внутри.
Временами я слышу невнятные шорохи, доносящееся откуда-то снаружи. Они переходят в отголоски голосов, которые будто зовут меня.
Ещё вчера я заметила, что в комнате есть дверь. Не могу с полной уверенностью сказать, была ли она здесь изначально, но сейчас она определённо находилась позади меня, прямо напротив окна. Она чернеет своей абсолютной пустотой и, даже стоя к ней спиной, я все равно не могу не замечать ее. Иногда мне кажется, что за ней кто-то притаился. Он ждёт, как только я открою дверь, чтобы вцепиться в меня и утащить за собой.
И вот сейчас, когда я это написала, это ещё больше стало походить на полоумный бред.
Но я все равно не открою эту чёртову дверь. Даже не подойду к ней, как бы она к себе не манила. В этой комнате я чувствую себя в относительной безопасности. Со мной просто ничего не происходит. А там… там неизвестность. Которой я очень боюсь.
Здесь мне стало почти все понятно. Меня окружают понятные, одинаковые стены. Я сейчас сижу за понятным столом на четырёх ножках и делаю записи в понятном дневнике, понятной, синей ручкой. Понятная кровать, на которой я вчера лежала, была не жесткой, не мягкой. На ней была белая простынь и подушка в белой наволочке. И мое любимое, но не совсем понятное – окно в половину стены. Пейзаж за ним циклично сменятся разноцветным сиянием.
А, что за дверью, мне совершенно не понятно. Вдруг, там нет вообще ничего? Вдруг, если я открою ее, то все закончится. Не будет этой комнаты, меня, окна, в котором я уже дважды видела Криса. Вообще ничего не будет. А я не хочу не быть. Я хочу быть в этой комнате, писать в этом дневнике и смотреть в окно. Я хочу гораздо большего, но сейчас мне доступно только это.
Я заметила, что на последних строчках мое дыхание стало учащенным. Это трудно не заметить, когда тебя окружает тишина.
Не знаю, что ещё написать, поэтому буду заканчивать. Пожалуй, прилягу. Меня это успокоит. Всегда успокаивало.
День пятый
Перечитав последнюю запись, я ужаснулась своим рассуждениям. Вышли какие-то записки сумасшедшей, ей-Богу. Решила дать себе перерыв и немного успокоиться.
Сегодня я видела Брайана. Стоило мне подумать о нем, представить его у себя на руках, как я действительно увидела его у себя на руках, только по ту сторону окна. Та, другая я, полулежала на диване, а он, свернувшись клубочком у неё на груди, сладко спал. Я хорошо помню тот день. Было начало сентября, но в Лондоне стояла невыносимая жара, которая пришла на смену непривычно прохладному лету. Был уже вечер, все окна были открыты нараспашку, но в комнату проникал только едва уловимый ветерок. Вентилятор в углу совсем не спасал, а кондиционер был только в другой комнате. Но Брайану вздумалось уснуть (после продолжительного и громкого “концерта”) только там. Я слушала его размеренное дыхание и у меня самой, нет-нет да закрывались глаза. Тот вечер был одним из немногих, которые мы провели только вдвоём. Майк заехал утром, только, чтобы завезти нам продукты, и дальше уехал по важным делам; Миры не было в городе, а родителям я сказала, что со мной побудет Майк. Тогда я была рада, что все меня оставили в покое. А сейчас бы все отдала, чтобы кто-то, на самом деле любой из них, оказался здесь со мной.
Картинка за окном плавно поменялась. Теперь передо мной вновь была я сама. Только уже в тот день, когда я исчезла. За считанные минуты до этого. Я никогда не видела такого выражения на своём лице. Хоть я и частенько вертелась перед зеркалом. Но от такого взгляда у меня по коже пробежали мурашки, а на глазах выступили слезы. Изображение словно приблизилось ко мне вплотную так, что я смогла рассмотреть любую черточку, любую морщинку на своём лице. В том своём взгляде я увидела обреченную покорность тому, что вскоре должно было произойти. В отличии от меня теперешней, у меня тогдашней не было слез, только губы чуть подрагивали, будто я собиралась затеять диалог с самой собой, но так и не вымолвила ни слова. Я стояла спиной к Брайану, который опять тихо спал, теперь уже на кровати, и даже улыбался во сне.