– Мне нормально будет, – сказала Кира, – не переживай.
Фалькони кивнул и стянул с себя рубашку. Затем он снял штаны и носки, сложил их в шкафчик и, оттолкнувшись от стены, полетел к свободной криокамере. Попутно он провел рукой по боку крикокамеры, в которой лежал Триг, – на слое инея остался след от трех его пальцев.
Кира нагнала Фалькони, когда он открывал крышку камеры. Она старалась отвести взгляд, но невольно любовалась игрой мышц у него на спине.
– Точно в порядке будешь? – спросил он и посмотрел на нее с неожиданным сочувствием.
– Да-да. В полном.
– Грегорович еще какое-то время будет бодрствовать. И помни – если захочешь поговорить, буди меня. В любой момент. Слышишь?
– Так и сделаю. Непременно.
Фалькони еще помедлил, потом положил руку ей на плечо. Кира накрыла ее своей рукой, ощущая, как ей передается тепло его кожи. Фалькони слегка сжал ее плечо, отпустил и полез в камеру.
– Увидимся около Солнца, – сказал он.
Она улыбнулась, узнав стихи:
– В тени прекрасной Луны.
– При свете зеленой Земли… Доброй ночи, Кира.
– Доброй ночи, Сальво. Спокойных тебе снов.
Крышка криокамеры скользнула, закрыв его лицо, и послышалось жужжание небольшого насоса, закачивающего в капельницу жидкости, которые должны были погрузить капитана в сон.
4
Кира бережно несла свою постель по коридорам корабля. Она обмотала охапку щупальцами Кроткого Клинка, чтобы оставить уцелевшую руку свободной и чтобы одеяла не разлетелись.
Добравшись до шлюза, она увидела, что Итари парит возле внешней его двери, разглядывая сквозь прозрачный сапфировый иллюминатор россыпи звезд. «Рогатка» еще не совершила прыжок в сверхсветовое пространство. Грегорович ждал, пока судно полностью охладится. Радиаторы делали свое дело: температура уже заметно упала.
Кира закрепила одеяла на палубе с помощью зажимов и ремней из грузового отсека. Затем принесла припасы, какие ей требовались для предстоящего путешествия: салфетки, пакеты для мусора, напечатанные Вишалом запасные линзы и концертину.
Обустроив себе гнездышко, она открыла дверь в шлюз. Заякорилась в проходе и собиралась заговорить, но медуза опередила ее.
Она кивнула.
Инопланетянин заморгал, бледные мигательные перепонки прикрывали черные шары его глаз.
Вопрос озадачил ее. Обсуждать с инопланетянином религиозные и философские проблемы? В ее курсах по ксенобиологии такая возможность не предусматривалась.
Она вздохнула, собираясь с мыслями.
[[…выбор, который каждая двуформа должна сделать сама. Некоторым это дается проще, чем другим. ]] Щупальце медузы прошлось по ее панцирю.
Это окончательно сбило Киру с толку. Что для нее свято? Не какие-нибудь абстрактные понятия, вроде богов, красоты и так далее. И не числа, которым поклонялись нумеристы. И не научное знание, которое обожествляли энтрописты. Она прикинула, не ответить ли «человечество», но это тоже не был правильный ответ – слишком узко.
В итоге она сказала:
Не дождавшись немедленного ответа от медузы, она задала встречный вопрос:
Его слова встревожили Киру. Они звучали слишком фанатично, ксенофобски, имперски. Хоус прав: поддерживать мир с медузами будет нелегко.
Она решила переменить тему: