По встречной в любовь

       Он не обернулся — увидев палку, которая опустилась на спину одного из дратхааров, Иннокентий сильнее рванул поводок на себя, таща по земле Эйты, которая только через пару секунд сумела вывернуться и встать на все четыре лапы. Мужик с палкой орал на какую-то бабу. По двум поводкам в ее руках, Иннокентий смог догадаться, что это хозяйка собак. К ним еще бежал мальчишка, которого тащила за поводок овчарка. Видимо, сын мужика с палкой.

       — Кеша, твоя рука…

       Он потряс окровавленной кистью и улыбнулся Насте:

       — Царапина…

       — Она всегда их отпускает. Они к детям несутся, а она орёт, что собаки у нее дружелюбные, чтобы не боялись.

       — Как рука, парень? — шагнул к ним мужик уже без палки, держа у ноги овчарку. — Эта тварь русского языка не понимает! Думаешь, можно заявить?

       Иннокентий снова покрутил рукой и покачал головой.

       — Не буду. Настя, пошли! — он продолжал держать поводок здоровой рукой.

       — Ты не будешь, а они потом ребёнка загрызут какого-нибудь! — не унимался мужик.

       — Они ж на собаку кинулись, — буркнул Иннокентий. — Настюш, иди спроси, прививки хоть есть?

       — Так она тебе и скажет, что нет! — хмыкнул мужик с овчаркой.

       Женщина уже пристегнула собак, но те продолжали рваться на поле боя, и Настя остановилась поодаль, чтобы спросить про прививку от бешенства. Женщина стрелял глазами в сторону Иннокентия, зажимавшего пальцем кровоточащую рану — платки теперь никто не носит, а в некоторых случаях они б очень пригодились.

       — Все у них в порядке. Могу паспорта принести, — голос у женщины дрожал. Укушенный выглядел слишком солидно. — Может, вообще это ваша кусила…

       — Может, и наша, — услышал ее слова Иннокентий. — Настя, пошли! У меня должен быть бинт в аптечке.

       Они двинулись к дому. Женщина с легавыми пошла за ними следом, но на приличном расстоянии. Однако, увидев внедорожник, тут же смылась. А мужик, чертыхаясь, ушел от них еще раньше.

       Иннокентий открыл багажник и попросил Настю взять аптечку из правого кармашка. Собака встала передними лапами на задний бампер и все порывалась зализать рану. Пришлось поднять руку выше, и кровь затекла в белый рукав.

       — Насть, где право?

       Настя от волнения сунулась влево, а слева была сеточка, из которой торчали две упаковки презервативов. Настя замерла. Иннокентий тоже, почувствовав на лбу ледяной пот. Подумает — соврал вчера, или того хуже — сегодня купил, перед встречей. А она как назло отказалась ехать с ним в Сосновку. Какая же сегодня непруха! И вчера, и позавчера тоже. А завтра будет полный… пушной зверек.

       — Настя, у меня кровь идет. Аптечку достань.

       Она обернулась, нервно заправляя волосы за уши.

       — Пойдем ко мне. Нормально перекисью промоем. И завяжем…

       — А как же мама?

       Иннокентий спросил совсем тихо, а она закричала в ответ:

       — А что мама?! Когда у тебя кровь…

       Он сжал губы — угу, добавь еще: и презервативы в машине. Настенька, да как же так вышло, что, даже разменяв третий десяток, ты осталась таким ребенком? — хотел сказать, да промолчал.

       — Ну, пошли, раз так.

       Мама Насти открыла дверь и обомлела. Непонятно от чего больше — от самого факта появления на пороге гостя или от вида его окровавленной руки. Настя сразу затараторила про немецких легавых, тетку и про то, что Кеша отбил у них Эйты, которая уже тянула его в коридор за поводок, по-прежнему намотанный на руку.

       — Проходите скорее на кухню… Пожалуйста … Да не разувайтесь…

       Но он все же разулся, не расшнуровывая ботинок, поблагодарил, прошел на крохотную кухню. И впервые остался доволен ее размерами: Настя была близко. Точно щит стояла между ним и матерью. Сама закатала ему рукав, присев рядом на табурет. Мать только принесла лекарства. И смотрела теперь со стороны, от самых дверей, облокотясь на холодильник.

       — Неглубокая, да?

       Он кивнул — сущие пустяки, царапина. Только он бы тут век просидел, истекая кровью, только бы Настя не убирала прохладных от перекиси рук.

       — Скажи, что ты меня укусила! Ну скажи, пожалуйста, — ткнулся он носом в холодный черный нос, когда Эйты, все еще с поводком, напрыгнула ему на колени.

       В ответ собака принялась лизать ему лицо, то ли винясь, то ли успокаивая — Мол я, я, не бесись. Но как только нацелилась языком на руку, мать сумела оттащить ее за поводок от стола:

        — Пошла вон, — сказала и ушла вон вместе с собакой.

       — Тебе не больно? — спросила тут же Настя, и Иннокентий улыбнулся в ответ: конечно, больно, дуреха, но разве мужик признается в этом?

       — Сама ж видишь, что пустяки. Царапина. Только вот рубашку испортил.

       Настя улыбнулась — широко, но горько.

       — Со мной у тебя одни потери: плащ, пиджак, теперь вот рубашка… Что следующее?

       Он хотел ответить — сердце, но сам смутился таким мыслям. Сказал просто, тоже с искусственной усмешкой:

       — Нервы… Знаешь, сколько я их потерял за эту неделю? Мульён.

       Зазвонил телефон. А пиджак лежал в стороне. Настя сама бросилась доставать — ничего, пускай: там всего-навсего пачка сигарет.

       — Ты бы хоть чайник поставила, — проговорила из коридора мать.

       Подслушивала? Или только вернулась из комнаты? Хотя какая разница — здесь квартира-то метр на метр, не посекретничаешь даже шепотом.