Победа над бездной

– Да никто теперь не даст прогноза по Сгорину! – возбужденно перебил его Денис. –Насколько он будет адекватен? Как насчет уходов, провалов или деградации, например, до маразма?

– Дэн, итак понятно, что здесь во всем риск, чтó об этом говорить! – голос Ильи Борисовича прозвучал как-то особенно мрачно, – но хоть минимальный шанс ему оставили, – а это лучше… гораздо лучше, чем ничего!

– Ясно… все умывают руки, – съязвил Денис, – а Сгорин теперь обречен до конца жизни играть в рулетку, причем один на один. Будет приползать к нам под капельницу и на снимки, а все остальное время – бороться с тем, что когда-то было его сознанием, ясным и четким, а теперь превратилось в драные лоскуты…

– Хорош пеплом посыпаться! – прервал его Илья. – Завтра консилиум. Лёш Васильич с Н.И. вместе родят какую-нибудь идею. Посмотрим…

Обсуждение на этом оборвалось. Евгений заспешил, но перед выходом вдруг сказал:

– Помните, как говорит наша любимая Н.И.? «Шанс всегда есть, если выполняются необходимое и достаточное условия, что человек жив».

Глава 19. В отдаче себя

В кабинете у Алексея Васильевича было светло и непривычно тихо. Сидя за столом, профессор смотрел отсутствующим взглядом на безмолвных собеседников – ряды книг, журналов, толстых и тонких папок, и с удивлением вспоминал, что совсем недавно он чувствовал себя уверенно и благополучно. Теперь же внутреннее состояние было просто отвратительным, словно это по его вине пришлось оперировать Сгорина.

И опять, в какой уж раз, он мысленно каялся за малодушие, о котором никто и не знал, кроме него самого. Ведь он так и не дал ходу собственному заявлению с просьбой об отстранении от дела, сославшись на состояние здоровья. Но как больно прожигал его этот непростительный испуг! Даже не испуг, а страх ответственности. И вот теперь… «Как продолжать работать, зная, что не только не помог человеку, а обрек его на пожизненные муки? И какие муки!»

Он встал, подошел к шкафу и медленно, с какой-то неизбывной грустью, провел рукой по книгам, спрашивая их вслух: «Что значит спасение сознания? Может быть, это всего-навсего неоконченное разрушение? Подведение мозга к смерти без фиксированного момента ее наступления – это уничтожение или сохранение личности человека?»

Какое-то время профессор неприкаянно ходил по кабинету, тяжело вздыхая в ответ на внутренний монолог, а потом воскликнул, пытаясь себя убедить: «Мозг – посредник между двумя мирами*. Атомы и Вселенная – всё проще, чем мозг. Надо это понимать! Нельзя опускать руки. Я же не студент, в конце концов. Нужно работать. Хватит эмоции распускать!»

Алексей Васильевич вернулся за стол, посмотрел на часы, подсчитал что-то в голове и позвонил Наталии Ивановне:

– Доброе утро! Вы освободились? А… Понятно. Наталия Ивановна, приезжайте-ка ко мне. Как говорится, выпьем хересу, потолкуем, – пошутил он. – У меня для вас отличный Молинари припасен. Покофеманим, как бывало?

Уже спустя полчаса за чашкой кофе оба профессора обсуждали не столько дальнейшую судьбу Сгорина, сколько вопросы философии.

– Нет, Алексей Васильевич, для него все еще только начинается. Думается мне, что от самого Игоря зависеть будет гораздо больше, чем мы с вами можем предположить… Я имею в виду не только его физические данные, но и уровень интеллектуального и даже духовного развития. В этой ситуации оно необыкновенно важно!

– Согласен. Чьи это слова: «Человек – потенциально бесконечная личность»*? Вы помните?

– Кто-то из древних святых. Точнее не скажу, – Наталия Ивановна недовольно нахмурила лоб и раздраженно потерла его: – Как мешает возраст, если б вы знали!

– Да уж вам ли…

– Ну да сейчас не об этом… «Личность совершается в отдаче себя» – эти слова точно принадлежат Владимиру Лосскому, одному из моих любимых философов. Потрясающий эрудит! – и вдруг без всякого перехода Наталия Ивановна спросила: – Как считаете: транскраниальная стимуляция имеет смысл?

– Несомненно! – с вдохновением отреагировал Алексей Васильевич. – Но вот какой вопрос меня волнует: а не лучше ли провести ее в коме? Завтра консилиум по этому вопросу. Я буду настаивать на введении Сгорина в искусственную кому.

– Однозначно поддержу! – горячо ответила Наталия Ивановна, – пока есть шансы, пусть и скромные, пытаться нужно до конца. Вы правы… Кома и стимуляция – это единственное, что нам остается. К завтрашнему утру подготовим предложения. Да, как раз сегодня вечером возвращается Костя с конференции по транскраниальной методам. Посмотрим новые данные… Почему нет? Импланты у Сгорина теперь не стоят. Так что после выведения из искусственной комы…

– Согласен.

– Да… Подсознание непредсказуемо, – Наталия Ивановна будто отозвалась на собственные мысли и мельком взглянула на часы. – У меня спецкурс через сорок минут. Вынуждена вас покинуть, дорогой профессор, – сказала она, тепло улыбнувшись.

– Спасибо, – Алексей Васильевич с чувством пожал ей руку, чем вызвал едва заметное удивление, – сегодня мне было особенно приятно пообщаться с вами. Иногда начинаешь понимать, насколько ценно иметь единомышленника в нашей работе.